Крыло
как упало тогда после судороги, так и осталось распластанным; беспомощно
уроненные длинные усы были недвижны. Слабое пение еще дрожало, замирая, в
воздухе.
"Он указал мне путь к Сердцу Бездны, - говорила себе Дженни. - Я
обязана ему жизнью Джона..." Ей очень хотелось увериться в мысли, что это
единственная причина, почему она вернулась сюда.
Ее голос отозвался эхом среди каменных клыков потолка:
- Моркелеб!
Пение слегка изменило тон, и Дженни поняла, что дракон ее слышит.
Изящный упругий ус слегка шевельнулся. Затем веки приподнялись на дюйм,
явив смутное серебро глаз. Впервые она обратила внимание, сколь нежными
были эти веки - черные, с фиолетово-зеленоватым отливом. Глядя в
сверкающие снежные бездны, Дженни вновь ощутила страх, но это был не страх
плоти - снова, как встарь, схлестнулись подобно двум ветрам свершившееся и
возможное. Она призвала тишину магии, как призывала клубящиеся стаи птиц
на кусты боярышника, и сама была удивлена твердостью своего голоса:
- Открой мне свое имя.
Жизнь шевельнулась в нем, золотой жар наполнил пение. Гнев и отказ -
вот все, что она услышала.
- Я не смогу исцелить тебя, не зная твоей сути. Если душа твоя
покинет плоть, как я призову ее обратно?
Новый взрыв ярости, одолевающий слабость и боль. "Полюбишь дракона -
погубишь дракона", - говаривал Каэрдин. Но тогда Дженни было невдомек, что
это значит. "Шпорой - петух..."
- Моркелеб! - То ли испугавшись, что он сейчас умрет, то ли просто
под действием коричневых высушенных листьев табата она шагнула к нему и
положила маленькие руки на нежную плоть, окружающую его глаза. Чешуйки
здесь были не толще кончиков ногтей, а кожа на ощупь напоминала сухой
шелк. Пальцы Дженни ощутили теплое биение жизни. Она почувствовала восторг
и ужас и вновь спросила себя, не умнее ли повернуться и убежать, оставив
его здесь. Дженни знала, кто он такой. Но сейчас, касаясь его век и глядя
в эти загадочные алмазные глаза, она скорее умерла бы сама, чем позволила
умереть ему.
Из мерцающего пения выделилась мелодия, подобная нити, связывающей
воедино сложные узлы многих гармоний, и как бы сменила цвет. И Дженни
немедленно уловила в ней те разрозненные обрывки, что высвистывал ей
старый Каэрдин летним днем у живой изгороди.
Эта мелодия и была настоящим именем дракона.
Музыка скользнула сквозь пальцы, словно шелковая лента, и Дженни,
подхватив ее, немедленно вплела в заклинания, обнимая ими слабеющую душу
дракона. За извивом мелодии ей открылась мерцающая бездонная мгла его
разума, и Дженни уже различала тропу, по которой нужно идти целителю.
Она принесла с собой зелья и снадобья, но теперь понимала, что здесь
они не помогут. Драконы исцеляют себе подобных лишь одним способом -
проникая своей душой в душу больного.
...И время исчезло. Мгновениями Дженни ужасало то, что она делает, но
тут же накатывало такое изнеможение, что исчезало все, даже ужас
происходящего. А она-то думала, что прошлая ночь была самой трудной в ее
жизни... Разум бился в агонии, увлекаемый сетью света и тьмы в страшные
клубящиеся глубины нечеловеческой души. Так не лечат ни людей, ни
животных. Дженни сжигала последние, тайные силы, выцеживая их чуть ли не
из костного мозга. Удерживая напряженные канаты драконьей жизни, Дженни
понимала уже, что если он умрет - умрет и она, настолько перепутались их
сущности. Мелькнул на секунду ясный, как в магическом кристалле, осколок
будущего: если умрет Моркелеб, то Джон умрет в тот же день, а Гарет
проживет от силы лет семь - опустошенный, с потухшим взглядом, высосанный
досуха извращенной колдовской властью Зиерн. Отпрянув от мгновенного
видения, Дженни снова пустила в ход заклинания старого Каэрдина,
затверженные ею долгими ночами среди камней Мерзлого Водопада.
Дважды она звала Моркелеба по имени, вплетая мелодию в кропотливо,
руну за руной творимые заклятия, держась за воспоминания о знакомых
простых вещах: о зарослях северного кустарника, о заячьих следах на снегу,
о диких, бодрящих напевах жестяной свистульки летней ночью.
И музыка вернулась живым эхом - Моркелеб отозвался...
Дженни уже не помнила, когда силы оставили ее. Проснулась она от
теплого прикосновения солнца. Сквозь отверстые Врата Бездны смутно маячили
скальные утесы, облитые золотом и корицей уходящего дня. Повернув голову,
она увидела спящего дракона; сложив крылья, Моркелеб спал в собачьей позе
- уронив голову на передние лапы. Он был почти неразличим в тени, и Дженни
не могла даже сказать с уверенностью, дышит ли он. И должен ли он дышать?
Дышат ли вообще драконы?
Слабость нахлынула на нее - нежно, как мелкий сухой песок. Действие
листьев табата кончилось, выжгло последние силы из вен, и Дженни хотелось
теперь лишь одного - уснуть снова и спать, спать несколько дней подряд,
если это только возможно.
Однако Дженни хорошо знала, что это невозможно. Пусть она даже
исцелила Моркелеба, и все-таки было бы непростительной глупостью беспечно
заснуть рядом с выздоравливающим драконом. Внезапно Дженни хихикнула - ей
представилось, как будут хвастаться Ян и Адрик друг перед другом и перед
другими мальчишками Алина, что их мать - кроме шуток! - спала в драконьем
логове... если ей, конечно, удастся вернуться и рассказать им об этом.
Преодолевая боль усталости, Дженни поднялась с пола. Волосы и одежда были
тяжелы, как кольчуга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102