Воздух, насыщенный гарью и тяжелым смрадом ядовитого шлака,
вызывал дурноту. Даже с ее умением видеть во тьме Дженни пришлось
остановиться, всматриваясь. И сразу же нахлынула такая слабость, словно
вся эта кровь под ногами была ее собственной.
Он лежал, уронив лицо на выброшенную вперед руку; кольчужный капюшон
- сорван, волосы - если не выжжены, то пропитаны кровью. Кровь тянулась за
ним чернильным следом по полу, показывая, как он полз мимо трупа Оспри -
оттуда, из глубины, где чернела огромная туша дракона.
Дракон лежал мерцающей грудой обсидиановых ножей. Распластанный
ничком, он был чуть выше пояса Дженни - блистающая черная змея сорока
футов в длину, окутанная белой дымкой ядовитого пара и темной магией;
гарпуны торчали из него, как стрелы. Передняя лапа еще тянулась в
последнем усилии к Джону - сухая, словно рука скелета. Воздух вокруг был
отягощен нежным, ясным пением, проникавшим, казалось, прямо в мозг. Песня
на незнакомом Дженни языке, песня о холоде, о звездах, о восторге
затяжного броска сквозь вечную тьму. Мелодия была полузнакомой, как будто
Дженни уже слышала когда-то давным-давно отдельные ее такты, являвшиеся ей
потом во сне.
Затем дракон Моркелеб приподнял голову, и глаза их встретились.
Две серебряные лампы, кристаллический белый калейдоскоп, холодный и
нежный, тлеющий, как сердцевина угля. И Дженни отшатнулась, пораженная
чувством, что она смотрит в глаза мага - такого же, как она сама. Было
что-то ужасное и притягательное в этих глазах; пение в ее мозгу зазвучало
громче, словно некий голос обращался к ней, и слова становились все
понятнее и понятнее. И она ощутила с новой остротой тот вечный душевный
голод, которого не утолить.
Отчаянным усилием Дженни вырвалась из мерцающей пропасти и отвела
взгляд.
Теперь она знала, почему все легенды предостерегали, что ни в коем
случае нельзя смотреть в глаза дракону. Дело вовсе не в том, что дракон
может взглядом лишить тебя воли и ударить врасплох.
Просто, даже вырвавшись, ты оставляешь часть души в глубине ледяных
кристаллических глаз.
Дженни повернулась, готовая бежать сломя голову от этого
всепонимающего взгляда, от пения, проникающего в мозг, но споткнулась обо
что-то, лежащее на полу. И, лишь уставившись на простертого у ее ног
мужчину, она заметила наконец-то, что раны его еще кровоточат.

10
- Он не может умереть! - Гарет бросил охапку свеженаломанного
хвороста и обратил к Дженни умоляющие глаза. Как будто с той властью, что
оставалась в ее усталом израненном разуме, она могла еще что-то сделать!
Не отвечая, Дженни склонилась над закутанным в шкуры и пледы Джоном,
коснулась ледяного лица. Чувства ее были притуплены отчаянием, как у
заблудившегося путника, в который уже раз оказавшегося на той же самой
поляне.
Ведь знала же, знала еще при первой их встрече, что именно так все и
кончится! Вот и кончилось. Никогда уже не поглядеть ей в эти карие,
мальчишески озорные глаза... Зачем она не прогнать его тогда, зачем
послушалась слабого, идущего из сердца шепота: "Я больше не могу без
друга..."
Дженни выпрямилась, отряхнула юбку, зябко закуталась в плед,
накинутый поверх овечьей куртки. Гарет следил за ней собачьими глазами,
больными и жалобными. Стоило ей двинуться к скарбу, как он тут же пошел
следом.
...А любовников она бы себе нашла. Переспать с ведьмой - приключение,
да и примета есть, что после этого станешь счастливым... Почему она не
прогнала его утром и говорила с ним весь день, словно забыв, что он
мужчина - враг, норовящий лишить свободы! Зачем она позволила ему
коснуться своей души, как позволила коснуться тела!..
В оцепенелой тишине ночи висела белая ущербная луна. Ее призрачный
свет вылеплял из мрака руины городка в Долине. Полено просело в умирающем
костре; алый отблеск лег на погнутые звенья кольчуги Джона, клейко блеснул
на вывернутой ладонью вверх обожженной руке, и Дженни показалось, что тело
ее - сплошная открытая рана.
"Мы изменяем все, до чего ни дотронемся", - в отчаянии подумала она.
...Зачем она позволила ему изменить себя! Магия - единственный ключ к
магии, и он знал это с самого начала. Но ведь и Дженни знала, кто он
такой. Человек, отдающий жизнь за ближних, и если бы только за ближних!
А послушайся он Зиерн...
С яростным омерзением она отбросила эту мысль, прекрасно понимая, что
Зиерн - та в самом деле могла бы своим колдовством спасти Джона. Весь день
Дженни хотелось заплакать от бессилия что-либо поправить - и в прошлом, и
в настоящем.
Жалобный ребяческий голос Гарета вывел ее из слепого круга ненависти
к самой себе.
- Неужели ты больше ничего не можешь сделать?
- Я уже сделала все, что могла, - устало отозвалась она. - Промыла
раны, зашила, наложила заклинания... Кровь дракона ядовита, а своей он
потерял очень много...
- Но должно же быть хоть что-нибудь... - В беглом блике костра она
увидела, что Гарет плачет.
- Ты просишь меня об этом уже десятый раз за вечер, - сказала Дженни.
- Но это не в моих силах... не в моей власти...
Теперь она пыталась убедить себя, что, не полюби она Джона, потрать
все силы и время на магию - ничего бы в итоге не изменилось.
Посвяти она каждое утро медитации и изматывающим упражнениям вместо
того, чтобы болтать с Джоном, лежа в постели, - смогла бы она уберечь его?
Нет, не смогла бы... Просто стала бы чуть сварливее, чуть скучнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102