.. Он не может ударить - она владеет его
именем... Она исцелила его, он обязан подчиниться... В испуге Дженни
повторяла и повторяла спасительную мелодию. Сабельные когти свистнули в
каком-нибудь футе от лица, ветерок отбросил волосы. Серебряные глаза
смотрели на Дженни с ненавистью, нечеловеческая ярость била в нее, как
шторм.
Наконец дракон попятился и нехотя уполз на свое золотое ложе.
Полынная горечь расплывалась в черном воздухе.
"У тебя был выбор, Моркелеб: открыть мне свое имя или умереть. -
Дженни мысленно проиграла имя быстрым глиссандо и вдруг почувствовала, что
и ее собственная сила тоже зазвучала, отраженная золотом. - Ты покинешь
эти земли и не вернешься".
Ярость и бешенство унижения прочла Дженни в его глазах. Одного лишь
чувства не было в этом морозно сверкающем взгляде - в нем не было
презрения.
"Ты в самом деле не понимаешь?" - тихо спросил он.
Дженни покачала головой. Снова оглядела храм, черные проемы его арок,
заваленные таким количеством золота, какого она в жизни не видела. Не было
на земле сокровища сказочнее - на одни только рассыпанные здесь монеты
можно было купить весь Бел и добрую половину душ его обитателей. Но, может
быть, потому что Дженни редко имела дело с золотом, она спросила еще раз:
"Почему золото, Моркелеб? Неужели это оно привело тебя сюда?"
Он снова положил голову на лапы, и металл вокруг запел, откликаясь
драконьим именем.
"Золото и мысли о золоте, - сказал он. - Мне все надоело. Жажда
обладания пришла, когда я спал. Знаешь ли ты, колдунья, что значит золото
для драконов?"
Она вновь качнула головой.
"Только то, что они жадны до него, как и люди".
Он фыркнул, и розовато-алое свечение очертило краешки его ноздрей.
"Люди, - размягченно произнес он. - Что они понимают в золоте! Они не
знают, ни что оно такое, ни чем оно может стать. Подойди сюда, колдунья.
Дотронься до меня и вслушайся в мои мысли".
Дженни заколебалась, опасаясь ловушки, но любопытство победило. По
звонким холодным грудам колец, тарелок, канделябров она подобралась к
дракону и приложила руку к огромному нежному веку. Как и раньше, ее
поразило, что кожа у Моркелеба шелковистая и теплая, совсем не похожая на
кожу рептилий. Его разум коснулся разума Дженни, словно рука поводыря.
Она услышала тысячи бормочущих голосов - золото повторяло тайное имя
дракона. Смутные неуловимые ощущения вдруг прояснились, блеснули, обрели
пронзительную изысканность. Дженни уже чудилось, что она в силах различить
голос самой малой золотой вещицы; она слышала гармонический изгиб сосуда,
пение каждой отдельной монетки, нежный звон, заключенный в кристаллическом
сердце алмазов. И память, разбуженная этой невыносимой нежностью,
отозвалась собственными воспоминаниями: вновь возникли голубиных оттенков
сумерки над Мерзлым Водопадом, зимние вечера с Джоном и детьми в Алин
Холде, медвежья шкура перед очагом... Счастье, которому не было названия,
сломало вдруг какую-то плотину в сердце Дженни; она начинала понимать, о
чем толковал Моркелеб.
Музыка стихла. Дженни открыла глаза и почувствовала, что лицо ее
увлажнено слезами. Оглядевшись, она подумала, что, наверное, имя дракона
будет теперь звучать в этом золоте вечно.
Наконец она сказала:
"Одни говорят, что золото, побывавшее у дракона, отравлено... Другие
- что оно приносит удачу... Нужно быть тупицей, чтобы не почувствовать,
как оно пропитано тоской и музыкой..."
"И это тоже", - шепнул его голос в мозгу.
"Но ведь драконы не добывают и не плавят золота. Только гномы да
люди..."
"Мы - как киты, что живут в морях, - отозвался он. - Мы не создаем
вещей. Они не нужны нам, обитающим на островах между камнем и небом. Мы
лежим на скалах, под которыми таится золото, но оно слишком рассеяно в
недрах. Только чистое золото способно петь. Теперь понимаешь?"
Она понимала. И совсем уже не боялась его. Присев рядом с шипастым
плечом, подняла золотую чашу, и драгоценность, казалось, сама повернулась
у нее в руках; Дженни могла теперь отличить ее от дюжины точно таких же.
Отзвук металла был чист, музыка драконьего имени пропитывала чашу подобно
некоему аромату. Дженни впивала завершенность ее изгибов, гладкость
полировки; ручки изображали двух девушек, зацепившихся волосами за ободок
чаши; в крохотных венках можно было различить лилии и розы.
"Моркелеб убил ее владельца, - говорила себе Дженни. - Убил ради
того, чтобы наслаждаться этой музыкой..." И все-таки, несмотря ни на что,
ей было трудно оторвать взгляд от чаши.
"Как ты узнал, что здесь золото?"
"Ты думаешь, что мы, живущие сотни лет, ничего не знаем о людских
путях? Где они строят города, с кем торгуют и чем? Я стар, Дженни Уэйнест.
Даже среди драконов моя магия считается великой. Я был рожден еще до того,
как мы пришли в этот мир. Я чую золото в недрах земли и могу найти его
тропы с такой же легкостью, с какой ты находишь воду с помощью прутика.
Золотая груда возле Хребта всплыла сама, как всплывает огромный лосось во
время нереста".
По мере того, как слова дракона звучали в ее мозгу, перед глазами
проплывала земля - такая, какой он видел ее с высоты: пестрый ковер -
лиловатый, зеленый, коричневый. Дженни различала черно-зеленые чащобы
лесов Вира: нежные, по-зимнему хрупкие облака дубовых крон вытеснялись к
северу грубыми остриями елей и сосен. Она видела бело-серые камни
обнаженного Уинтерлэнда, радужно расцвеченные плесенью и мхом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102