Ларсен пишет: "Самые разные люди управляют этим
паровозом - то президент, то я сам..."
Работает ли в "Письмах..." идея несостоятельности
интеллигента как человеческого типа? Работает и она. В
постоянной истерике начальник лазарета, друг Ларсена, который не
в состоянии облегчить страдания и сотой доли своих пациентов и
лишь попусту мучается от этого. Спрашивается, что мучиться-то?
Не могу, и все... Стреляется Хюммель-старший, поняв, что с
гибелью человечества искусство стало ненужным. Подумаешь,
картинки да черепки! - вот "мерседес"
сгорел - это трагедия... Мечется Ларсен, беспомощный,
жалкий, по временам просто тихий помешанный; и последнее, что он
слышит от любимой им жены - обвинение. Но вызывает ли эта
несостоятельность желание выпустить кишки из
"очкариков", чтоб не болтали вздора и не нервировали
простых людей? По-видимому, нет. Напротив, "очкарики"
вызывают сочувствие, хочется, чтобы они победили тупую стену
затянутых в защитные комбинезоны, совершенно спокойных, вполне
вооруженных, точно знающих по инструкции, что и когда надо
делать... людей. Тоже - людей. А бывает так в
жизни - чтобы хороший человек оказывался беспомощным и
даже, не ведая, что говорит, причинял другим боль? Да, к
сожалению, бывает. А бывает в жизни, что хочется ему все
простить и помочь? Бывает, да еще как.
В чем же дело? Почему один и тот же пакет идей, в общем-то не
высосанных из пальца, а взятых из реального мира, в одном случае
большинством воспринимается как банальность и штамп, а в
другом - как вечная истина? Почему в одном случае самые
гневные и самые справедливые обвинения в адрес
военно-промышленного комплекса пролетают мимо ушей ("Ай,
Моська! Знать, она сильна, коль лает на слона..."), а в
другом - ни слова не говорится прямо, но фильм идет из
страны в страну и борется за мир, против безответственности и
злобы, не хуже крупного политика?
Мне думается, что весь фокус в том, что в "Письмах"
нигде, ни под каким видом не возникает в качестве призыва идея
отказа.
Главные герои фильма не владеют ни машинами времени, ни
чудодейственными химикатами. Но средства, которые уже создала
наука, они по мере возможности используют в целях, которые
считают достойными. Более того, Ларсен в аду ядерной зимы
успевает продолжать научную работу, а его коллеги -
обогащать, всяк на свой лад, умирающую культуру постижением
причин происшедшего. И никто не упрекает их за это.
Главные герои фильма не обладают ни эликсиром бессмертия, ни
способностью сниться, ни способностью летать. Единственное, что
выделяет их из окружающих,- это их талант и громадный
потенциал человечности. И они несут его и хранят, не задумываясь
о том, что это их крест, и не пытаются его с себя снять. Он
заставляет их жить на пределе возможностей, принимать решения и
совершать поступки. И они никому не говорят: уничтожьте. И никто
не говорит им: станьте как все. А когда нечто подобное пытается
произнести Хюммель-младший, мы видим, что здесь всего лишь его
личный надлом, его личный крах - и сострадаем ему, но не
желаем ему победы над теми, к кому он обращается.
Это все ставит на свои места.
Отказ от того, что дала тебе природа или техника,- всегда
трусость и всегда вызывает презрение. Попытка предложить отказ
как позитивную программу извращает мир, и даже реально
существующую проблему немедленно превращает в надуманную;
подсмотренную даже в гуще жизни ситуацию - в
анекдотически, смехотворно невозможную; обычный человеческий
характер - в донельзя упрощенную маску; любую философскую
тираду - в нудный набор общих мест. Всякая попытка
научиться применять дар, сколь угодно неумелая и
болезненная,- всегда восхождение и мужество, всегда вызывает
сочувствие и желание помочь, делает даже простые слова
исполненными глубокого смысла, делает даже слабого человека
венцом творения.
Любой отказ - это смерть или убийство. Иногда духовное.
Иногда и физическое. Ни то, ни другое никогда не удается
достоверно выставить в качестве образца поведения.
Мы ни от чего не в состоянии отказаться. Мы должны учиться
применять.
--------------------------------------------------------------
Круг третий. 1989
-----------------

НА ИЗЛЕТЕ ПЕРЕСТРОЕЧНЫХ НАДЕЖД
__________________
"Фантастика: реальные бои на реальном фронте".- "СИЗИФ", 1991, № 2.

Сейчас, когда, по мнению одних, мы находимся в успешном разгаре
перестройки, а по мнению других, ничего существенного, кроме
словесной (да еще, увы, огнестрельной) трескотни не происходит,
многие невольно задаются закономерным вопросом: насколько в
итоге этих усилий, или этих уверток, мы стали ближе к будущему?
О будущем вольно или невольно, мрачно или радужно, думают все.
Не может человек жить и не думать о том, что ждет его завтра, а
его детей - послезавтра. Кто может - тот не человек.
И сама постановка вопроса некорректна, потому что к будущему мы
чрезвычайно близки всегда. В сущности, мы и есть будущее. Но в
различных людях созревают совершенно различные его варианты.
Будущее - это сложная сумма сегодняшних желаний и
поступков. Еще Энгельс в письме Блоху писал: "История
делается так, что конечный результат всегда получается от
столкновения множества отдельных воль. ...Имеется бесконечное
количество пересекающихся сил и из них... выходит одна
равнодействующая - историческое событие. ...Ведь то, чего
хочет один, встречает противодействие со стороны всякого
другого, и в результате получается нечто такое, чего никто не
хотел".
Как же добиться того, чтобы результат желаний, стараний и жертв
не оказывался раз за разом неожиданным для всех?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56