Дворяне
строением длинноволосые, лицы узкие, глаза зеленые; а простой народ - рыжие
ряхи с веснушками. Хотя при такой жизни уже знать давно рыжеть стала;
артисты только, все, черти, кровей благородных, держат породу. Но тут не об
этом вовсе речь.
Севернее Тинберга - опять лес. Лес, лес, все мельче и мельче, и совсем
уже на Севере, за Взгорьем, за Низиной - совсем кустики какие-то. Народ там,
говорят, дурной, кочевой, и глаз у них дурной, и лошади рогатые, что лоси, и
собаки с кошку ростом, но сильнющие и злющие. А может, тоже вранье - уж
больно в диковину. И кто бывал-то там? А главное - за каким лешим? И дорог
туда нет, тропки одни, и замков то ли два, то ли три, и все заброшенные.
Ну, вот, нарисовали.
* * *
Так бы все и ничего, да вот вышла какая неприятность. Затеял Урнгольт,
божий старичок, нехорошее дело: стал ко всему двору приставать, дескть, сон
ему был, видение вышнее, что глас ему рек, что надо воинство собирать, всех,
кои меч в руце держать могут, сажать на смреци, сиречь, корабли и лодки, и
плыть по водам морским куда-то к черту на роги, прямо на запад. В открытое,
значит, Море. Купцы, что случились там, говорили:
- Тык ведь нет там ничево; сами мы на юг или на восток плаваем, чтоб
берег из виду не терять; видеть, то есть, значит.
А Урнгольт - свое:
- Давай! Надо! Видение! Глас! Святая воля!
Носился и носился со своим крестовым походом. Сам извелся и всех
достал. Правитель и то похудал, с лица осунулся. Порешили, однако, так: дело
сие святое, конешно, однако, долгое; собраться надо, раскачаться, а года
через два-три и со духом святым выступим. Так и народ говорил: "да, мы,
конечно, смело в бой пойдем; однако, спешить-то куда? Здесь вроде неплохо, а
дело святое тыщу лет терпело, и еще малость погодит." А как тихо говорить
они особо не умели, так и вся страна поняла - протянем годика два, а там
глядишь, приберет господь к себе старого хрена неуемного, а мы тут, грешным
делом, воевать неохочие.
По случаю некие артисты во дворец Правителя были допущены - вроде как
они в духе времени и основной политики оказались. А тут, что им лешего под
кровать, возьми да и увидь их Урнгольт. Думали, аминь бедному настал и
крышка. Так черта с два! Ведро с валерьянкой, ему поднесенное, пнул ногой
святой отец, в ведро с пустырником плюнул злостно, всех до единого облаял и
домой укатил в свою обитель. Позеленел со злости строгонравец наш, ан духом
в борьбе только окреп. С неделю изливался гневно - надо ж тако поношение
благочестию устроить, мерзопакости непристойные под видом праведного
увеселения скрывать! Затем всех поголовно от восемнадцати до шестидесяти
анафеме предал сроком на сорок сороков, прыгнул в карету с шестеркой белых
цугом, и укатил куда-то из Тинберга.
Надолго укатил. Сперва на юг ехал, видели, потом - на восток, в самую
глухомань. Спятил, видно. И случайно как бы сундучок забыл с письмами.
Письма Правительская Правительственная Комиссия прочитала. Преинтереснейшие
оказались документики, прескандальнейшие. Ругал в них ругательски на чем
свет стоит церковносвященским своим поношением и правителя, и двор, и народ,
и всю Страну. Всех лягнул, никого не забыл. Даже Стражу Пограничную.
А с юга же Страна была каменной стеной отгорожена. Могучая старая
стена. Давно ее построили, уж и зачем, и кто - забыли. Но охраняет ее
Стража.
И поняла Комиссия, что были то не сами письма, а черновики. А письма,
стало быть, были уже и отправлены. Кому ж? Кто б в Стране стал такую гадость
читать, кроме злодея какого? А какому злодею это в новинку бы показалось?
Иной, может, и побольше бы наговорил. А сведений оборонно-важных в письмах
обнаружено не было.
Почитали еще и решили, что не в Страну это все было писано. Мозговали,
мозговали, и решили, что не было никаких таких писем вовсе, а только
черновики нарочно подбросил старичок, для вящего оскорбления. Свихнулся,
значится, святой отец на почве старческого маразма и религиозного рвения.
Мага одного от медицины пригласили, тот вердикт подмахнул, и успокоились на
том.
А зря! Озеро-то было. Только дорога к нему отходила уже за Воротами, а
не в Стране. А Ворот Восточных, Остенграта, уже лет сто как не открывали.
Через Вистенграт и Сартенграт еще изредка кто проезжал из купчиков, а
Остенграт глухой заставой был. И леса за ним шли самые непролазные. И
зверюги самые зловредные обитали. И Дорога еще далеко ли длилась - леший ее
знает.
А Дорога - длилась. Шла она прямиком с юга вокруг озера, потом на север
опять, и - в скалы. А там, меж двух озер и меж двух горных хребтов стояла
Скалистая Страна. Страна мрачная. Правил ею тогда Ортвер - властитель
злостный, естественно, хитрый, жестокий и нравом крут. Помощники у него
были, понятно, черные маги. Народ они загнали в пещеры, а сами жили в скалах
в замках. Трудились, чародействовали. Нечисть всякую разводили, и другими
темными делами занимались. Потому как что за мрачная страна без темных дел?
Чушь, знаете ли.
А раньше волшебники и в нашей Стране чуть ли не в каждой деревне жили.
Высокие, сероглазые, с белыми волосами до пояса. Пришли они бог весть
откуда, про что никому не рассказывали. Иные потом спились-скутились, иные
просто позабыли науку свою, мастерство порастеряли. Те, что поученее,
набрали себе учеников - и из знати, и из простых, между прочим, кто
посмышленее - и ушли с ними в леса, наукой заниматься. А самые строгие возле
Стены поселились, на южной и восточной границе. Порядки в своих замках они
завели особые. Лесные волшебники дома свои по-чародейски флэтами звали -
что-то вроде монастыря по-нашему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153