» Четырнадцать теней, одна рядом с другой, отбросило солнце на землю. Скольких под они коснулись — не вымокли. На сколько деревьев натыкались—не разбились. Сколько камней и комьев обласкали, сколько кустов прошли — нигде не зацепились. It это сентябрьское утро, пахнувшее айвой, они долго бежали по все еще зеленой траве, окаймлявшей тропинку, пока не остановились.
Круг солдат замкнулся. Один вытащил из кармана (»слую повязку, завязал глаза Первому. Другой— Второму. Третий и так ничего не видел с тех пор, как потерял очки, но откуда было знать об этом солдатам? Злимчали глаза и ему.
Второй не утерпел и толкнул его в бок:
- Хочешь сказать последнее слово?
- К чему попусту молоть языком? Ты ведь тоже последуешь за мной?
- Что бы там ни было, мы, скоро придем, куда шли.
Солдаты повели их, придерживая за руку. Скоро тропинка кончилась. Ноги застучали по камням. Откуда-to доносилось журчанье воды... Издали долетела музыка — зурна и волынка... Потом марш по радио... Осторожно—тут несколько ступеней... Порог... Потом запах казенного дома, кожи и мужского пота. Им развяза-ли глаза в просторной комнате. Перед ними несколько молодых офицеров. Один, улыбаясь, подал им руку:
- Здравствуйте, ба! Если б не это «ба»,— настоящий турецкий язык.
- Здравствуйте!
Первый обмен приветствиями.
— Вы устали?
— Сами видите.
— Сперва умойтесь.
Пока они по очереди мылись в душе, брюки Третьего вычистили, привели в порядок.
— Теперь поешьте!
В бачке была каша со свининой. Первому (он впервые пробовал свинину) каждый глоток стоил немалого труда. Его испуг порядком позабавил офицера, понимавшего по-турецки.
— Теперь ступайте спать, отдохните!
Это кстати, а то недолго было уснуть и стоя, как лошади. В офицерской комнате были приготовлены три походные кровати. По три одеяла вниз, по два—наверх. На окнах задернули занавески—от солнца.
— Я вас разбужу вечером,— сказал офицер.— Приятного сна.
Постели пришлись им по вкусу.
...Когда Первый открыл глаза, был уже поздний вечер. Он уснул на правом боку, на правом и проснулся. Перевернулся на спину, потянулся. Свет лампочки на потолке ослепил его. «Где я?»
Его мысли с мгновенной быстротой проделали вчерашний путь до границы, потом от границы до этой кровати и постепенно пришли в порядок. На душе у него было так легко, так пусто, что казалось, поставь его сейчас против ветра, он заиграет как рожок. Он и в самом деле принялся насвистывать сквозь зубы. Присел на кровать.
Странное дело! В комнате никого не было. «Интересно, почему меня не разбудили?» Не успел он об этом подумать, как в комнату тихо вошел молодой офицер.
— Давайте! Теперь ваша очередь! («Что это еще за очередь?»)
— Хорошо, сейчас!
Он зашнуровал ботинки. Встал. Надел пиджак. Пока он нащупывал рукав, офицер заметил, что один карман у него оттопырен.
— Что у вас там?
— Так... Ничего... Остался вот... кусок хлеба...
— Мы ведь идем к капитану...
(«Ну и что? Разве к вашему капитану нельзя идти с хлебом в кармане?»)
— Хорошо, идемте!
Когда они выходили из дверей, часовой (одна рука на дуле автомата, другая на спусковом крючке) отдал приветствие, громко щелкнув каблуками. Во дворе они столкнулись со Вторым, его сопровождал солдат. Первый хотел
было остановиться. Но офицер взял его под руку:
— После поговорите. Теперь идет допрос.
Они молча разошлись. Офицер, словно ему отчего-то стало неловко, спросил;
— Значит, вы газетчик?
(«Дорогой мой, мы ведь об этом уже говорили?»)
— Нет, я себя таковым не считаю. Газетчик у нас другой товарищ...
— Тот, что очки потерял?
— Да, он. Знающий болгарский язык.
— Знающий, но успевший позабыть.
— Слава богу, что не все. А то бы мы сюда не добрались так просто!
Офицер улыбнулся. Видать, разговорчивый.
— Этот ваш товарищ, которого мы встретили, хорошо говорит по-румынски.
— Он и французский знает.
— А вы какой еще знаете?
— Никакого. На родной язык и то едва хватило способностей.
— Тогда мне придется вам переводить.
— А вы, наверное, все языки знаете?
— Я — нет. Но у нас есть люди, знающие разные языки. Можно говорить, на каком хотите. По-турецки, по-английски, по-американски...
— По-американски? Ну да, верно. Вы ведь на границе. А сосед у вас теперь «Маленькая Америка»...
Офицер снова улыбнулся.
Комната, куда они вошли, напоминала суд. Посредине за столом высокий чернявый офицер. («Наверное, это и есть капитан».) По правую руку от него — другой. Слева сел офицер-переводчик. Пришельца усадили перед столом. Солдат с тонкими, как шнурок, усиками, похожий на ротного писаря, вставил в пишущую машинку чистый лист бумаги, приготовился. Офицер-переводчик повторил первые слова капитана:
— Поели?
— Поел.
— Хорошо спали?
— Без задних ног.
— Отдохнули? — Да.
— Чувствуете себя хорошо?
— Как сказать...
— Понимаю. Человек, покинувший родину, вряд ли может себя хорошо чувствовать. Я хотел спросить, можем ли мы начать, в состоянии ли вы отвечать на вопросы?
— Да. Пожалуйста.
Первые вопросы известны: фамилия, профессия, кто остался на родине.
Собственно, удостоверение личности было в их руках давно... Машинка с перерывами простучала несколько фраз. Наступило молчание. И наконец прозвучал этот самый тяжкий, словно у врат чистилища, неотвратимый вопрос:
— Почему вы бежали?
— Не лучше ли задать этот вопрос последним?
— Можно и первым.
— Можно, но...
— Вы коммунист?
— Кое-кто утверждает.
— Член партии?
— Какой?
— Коммунистической.
— Не смог ее найти. А она меня не искала...
— В таком случае, кто вас послал?
— Никто.
— Хорошо, почему же вы бежали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73