слабые боятся сильных, виноватые — правых.
— Но разве мы в чем-нибудь виноваты?
— Нет, я этого не хотел сказать. Кто кому зло причинил, тот пусть того и боится. Мы же никому ничего плохого не сделали. И родину свою не предали.
— Но бежим от родины...
— Сначала договоримся о родине. Она тоже надвое расколота. Мы бежим с их родины, не с нашей. Если земля, где нам и вздохнуть свободно не дают, где своим трудом нельзя прокормиться, где мы ни в чем не властны, называется родиной, то, значит, я безродный. Учебником географии меня теперь не надуешь. Разве можно жить в страхе?
— И в самом поганом из всех страхов — в страхе перед будущим.
— Что, если останусь без работы, если нечего будет жрать...
— Сказать по правде, страх, что посадят, если напишешь правду,— тоже паршивая штука.
— Помните, как писал Назым в поэме о национально-освободительной войне? Только запамятовал, о ком там шла речь—о Черной Змее или Исмайле из Архави2. «Заяц не потому бежит, что боится, а боится потому, что бежит».
— А мы? Потому, что боимся, или потому, что бежим?
— Ей-богу, не знаю. Страх, что эта собака. Не приходит, чтоб нас сцапать, и не уходит. Я не герой, чего там хвастать. Но я знаю одно, знаю, что боюсь. Страх сидит у меня в башке, как мое собственное имя...
— Черт! И со мной то же самое. Пробрался в самые печенки.
— Мы одеты страхом, как собственной кожей.
— Раздевайтесь! — приказал Второй.
— Что скидывать, кожу или страх?
— Нет, штаны, пиджак — догола раздевайтесь. Тун-джа здесь довольно глубокая. Перейдем на ту сторону, избавимся от этой проклятой собаки.
Раздеваясь, все трое подумали: «Может, избавимся и от этого проклятого страха».
Второй родился и провел детство на Дунае. Ни секунды не колеблясь, он вошел в воду. В темноте побрел влево. Вернулся, прошел вправо. Потом вперед, к середине реки и снова возвратился к берегу.
— Готовы? Здесь по горлышко. Можно перебраться вброд. Заверните все барахло в пиджак, рукава завяжите узлом.
Месяц выглянул из-за туч и ухмыльнулся. Все трое стояли на берегу Тунджи в чем мать родила.
Все выше и выше поднимая свои вещички, они стали переходить реку. Страх остался под ивой.
Выбравшись на другой берег, укрылись в кустарнике. Обсушились, как могли, и стали одеваться.
— Возьмите глаза в руки,— предостерег Первый,—не то оденете белье наизнанку, и если попадемся...
— Типун тебе на язык!
— Я, ей-богу, не шучу! — настаивал тот.— От этого берега до границы — уже запретная зона. Если здесь накроют, никакая журналистика не выручит. И «сбились-дс с нуги...» Дураков нет.
— Чем болтать, скажи лучше, где граница?
— Перед вами. Перевалим через эту высотку, вскарабкаемся вон на тот холм, и поминай как звали.
— А в какой стороне застава?
— Ткнул бы в нее пальцем, если б сам ее поставил...
— Здрасте! Разве вы вчера не за этим ездили?
В самом деле, Первый и Второй вчера днем обследовали зону с берега. Их пригласили депутат меджлиса от Эдирне, совершавший предвыборную поездку но пограничным деревням, и его адвокат, которого Второй знал по Анкаре: Поезжайте, поезжайте с нами, послушайте, как мы будем говорить с крестьянами, дадите потом репортаж в газету!» Из Эдирне на север выехали все вместе на машине... То приближаясь к границе километра на три, то удаляясь от нее километров на пять, они объехали деревень пятнадцать, добрались до Лалапаша и около полуночи вернулись обратно.
Первый с каждого холма, из каждой деревни жадными глазами разглядывал запретную зону. Офицер запаса, во время стажировки он многому научился у кадровиков. И главное — ориентироваться на незнакомой местности даже ночью. Вчера днем потихоньку от адвоката он успел поделиться своими наблюдениями с товарищем: «Хорошенько заметь это место. Под нами деревня Суакаджик. От нее до границы—едва сигаретку успеешь выкурить. Гляди: на этом участке три холма, точно три быка,
упершиеся друг в друга лбами. Между ними вьется, пересекая границу, Тунджа. Видишь железный мост? Теперь смотри сюда. Вся штука в том, чтобы переправиться через реку намного ниже деревни и выйти прямо к горе. Видишь, на этом склоне две заставы? Между ними будет километра два. Если мы угодим между заставами и выйдем на следующий склон — тут тебе и болгарская застава! Нет, я не ошибаюсь. Болгарская застава именно тут. Эх, был бы бинокль, ты мог бы сам убедиться...»
Все это они теперь еще раз повторили Третьему. Он как будто успокоился, уверенность в успехе окрепла. И все-таки спросил:
— А если мы угодим не между заставами, а прямо на одну из них?
— Тогда постучимся в дверь, словно божьи странники. И первым делом представим тебя солдатам: знакомьтесь, заместитель ответственного секретаря газеты «Джумхури-ет».
— Мы прибыли, чтоб проинтервьюировать вас.
— Тут же я задаю первый вопрос,—рассмеялся в темноте Третий,— как лучше пройти в Болгарию?
— Нет, первый вопрос задам я. В Эдирне мы слыхали, что болгары, мол, заминировали границу на десять километров вглубь. Верно ли это? И второй вопрос: говорят, они стреляют без предупреждения. Так ли это?
Тут их снова настиг страх, с которым они вроде бы благополучно расстались под ивой на той стороне реки. Казалось, он был их четвертым спутником, садился с ними вместе в кружок, колено к колену, плечо к плечу. Они слышали на своих лицах его дыхание.
— Что же мы будем делать, если там и вправду мины?
— Пустим тебя вперед.
— Оставьте ваши глупые шутки. В какую сторону теперь идти?
— В сторону Эдирне!
— Я теперь и Эдирне не найду.
— Тогда перестань трястись. Мы идем к границе, можешь идти за нами!
— Минуточку, дайте надеть носок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73