..
Вот так же мы разглядывали мир в альбомах учителя географии. Он так же крутил перед нами «кино», перелистывал страницы с открытками и приговаривал:
— Вот, ребята, ваш учитель в Японии. Позади, в белой шапке — вершина в тумане. Это гора Фудзияма, я стою перед Фудзиямой в колониальном шлеме и шортах. Эта красавица — жена японского императора «Сына солнца». Справа, позади императрицы фрейлина несет ее волосы на серебряном блюде... А вот наш учитель перед Великой китайской стеной. А это китайский храм — пагода... Вот Тадж-Махал в Индии... А вот Египет, пирамиды. На переднем плане — сфинкс. А у сфинкса ваш учитель...
— Это вы там на ишаке снялись, учитель?
— Нет, милый, этот снимок сделан у нас на Принце-вых островах. По ошибке сюда попал...— Вот ваш учитель в Акрополе. Вот Венеция —ваш учитель в гондоле. Ах, любезная сердцу Венеция! Если б можно было родиться еще раз, я хотел бы родиться венецианцем... Вот Рим. Колизей. Амфитеатр. Собор Святого Петра.
— Эта башня тоже в Риме, учитель?
— Нет, это Париж. Эйфелева башня. Видите, ваш учитель пьет кофе в казино на третьем этаже?
— А кто эта женщина с вами, учитель?
— Гид.
— Почему она положила вам руку на плечо?
— Что-то говорила мне на ухо.
— Почему на ухо, учитель?
— Пойдем дальше... Вот Лондон. Это Гайд-парк... А на этом вот пароходе ваш учитель пересек океан. Не пароход, а плавучий город с кинотеатром, футбольным
полем, купальным бассейном... А вот как выглядит Нью-Йорк с моря. Это статуя Свободы. А вот небоскребы. Станешь смотреть—придерживай шапку. В этом здании сто пятьдесят восемь этажей. Показывать дальше?
— Показывайте, учитель, показывайте!
— О моих путешествиях рассказывать можно тысячу и одну ночь. Что вам еще показать, ребята? Я ведь где только не бывал.
— Расскажите об Анатолии, учитель.
— Об Анатолии? В следующий раз...
— Сейчас расскажите, ну, пожалуйста, сейчас! Учитель весь залился краской, даже лысина покраснела.
— Усталую лошадь в гору не гонят! У вас в классе есть ребята со всех концов Анатолии. Пусть каждый и расскажет нам о своем крае. Так вы узнаете всю страну...
— Но увидеть вашими глазами, учитель, услышать ваши рассказы—это совсем другое!
Мы приперли его к стенке. Он не стал больше увиливать и сказал правду.
— По Анатолии я еще не ездил, ребята. Не смог поездить. Очередь не дошла, времени не хватило, как вам сказать... Но я внесу ее в свои планы. При первом удобном случае. Даю слово... А об Анатолии вы спросите учителя турецкого языка.
Улучив момент, мы прицепились к учителю турецкого языка:
— Расскажите нам об Анатолии, учитель. Что это за край?
— Райский, ребята, райский! И он принялся декламировать:
Езжай-кн и Анатолию— Нет ничего прекрасней! Езжай-ка в Анатолию— Забудешь все несчастья!
Мы поняли, что ни он, ни тот, кто написал эти стихи, не видели Анатолии.
Оставался еще учитель ботаники.
— Учитель, ради аллаха, расскажи нам о нашей Анатолии!
— Дети, по числу и разнообразию цветов и растений Анатолия, по-моему, одна из богатейших стран мира. Королева цветов—роза! Не будь розы, не было бы соловьиного пения. Не будь соловьиного пения, множество наших поэтов в течение долгих столетий не знали бы, о чем им писать. Анатолия—это розовый сад, ребята. Я влюблен в розу. Это такое растение, что, если под ним
каждый день сваливать собачий помет, его цветок все равно будет испускать божественный аромат...
Несмотря на все наши старания, преподаватель ботаники, которого мы звали Садовником, об Анатолии нам больше ничего не сказал. Он был околдован розой.
А учитель биологии на все наши вопросы твердил одно:
— Из всех машин, созданных человеком, человек самый сложный, самый умный, самый выносливый мотор. Это самая совершенная фабрика.
Мы спросили учителя химии, прав ли учитель биологии.
Он хмыкнул, пожал плечами и сказал, что убежден в противном:
— Не верьте. Человек — самая поганая из всех фабрик, производящая самые мерзкие продукты, оскверняющая перерабатываемое ею сырье. Судите сами — мясо ягненка пахнет молоком. Мясо дичи—тимьяном. Мясо черепахи—травой. А стоит мне съесть, например, чудесный ароматный апельсин, как через пять минут отрыжка уже пахнет падалью. Скажите теперь, достойна ли такая фабрика похвалы?
Но учитель психологии нас переубедил:
— Что бы там ни говорили, ребята, никакая машина не будет совершенней человека. Нет такой машины, которая могла бы думать, говорить, любить. Вот вы и думайте. Пока вы думаете — вы люди, пока любите — вы живете. Говорите! До тех пор, пока вы можете говорить,— граждане.
И мы стали думать. О деревнях, куда нам предстояло отправиться и гореть подобно свече. О народном плове, который мы ели каждый день. О нас самих. О нашем прошлом. И будущем...
Мы думали, но говорить еще не могли...
ДЕНЬ ШЕСТНАДЦАТЫЙ
Снова настало лето. Я без заминки перешел в следующий класс. Как мне хотелось поехать домой! Но я не решался попросить у отца денег на дорогу—он снова выдумал бы какой-нибудь предлог, написал бы, что «дом наш уже не дом», что они по-прежнему в ссоре с мачехой. А написать ему, что я соскучился не по дому, не по мачехе, а по нашему городку, по нашим улицам, по своим товарищам, по Эмине, по младшим братьям и даже, как ни странно, по самому себе, я не мог.
Я решил, что лучше будет поставить его перед
свершившимся фактом. Пошел на толкучку, продал свою мандолину. На билет не хватало. Продал старые ботинки. Тютелька в тютельку!
И вот я в родном городе. Напрасно, сходя с поезда. крутил я по сторонам головой. Среди провожающих и встречающих не было никого, кто бросился бы мне на шею или кому я мог бы сам броситься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73