И сейчас он смотрел, как Гюлыпан, оглядываясь на него, потягивается украдкой, морщится, встряхивая руками. «Бедная девочка... Представляю, каково тебе сейчас. Все тело ломит, шея затекла, руки и ноги как чужие... Откуда тебе знать, что спать сидя — если и не искусство, то и не совсем простое ремесло, которому не выучишься за одну ночь...»
— Давай завтракать, Мурат!
Что значит молодость... Какие-то минуты назад — лицо бледное, испуганное, в глазах черный ужас, а теперь улыбается, движения уверенные, энергичные, без слов понятно — скорее в путь! Скорее так скорее. И впрямь следует торопиться. Температура у него как будто спала, но так всегда бывает под утро, Мурат знал — через два-три часа снова поднимется. Но идти-то все равно надо...
Джарму он через силу выпил, а от лепешки снова отказался:
— Не идет... Ты сама ешь.
Можно было, конечно, пересилив себя, и лепешку съесть, но ведь их так мало осталось... По ее взгляду, невольно брошенному на отвергнутый им кусок лепешки — свой она уже съела, Мурат мог представить, какой голод терзает Гюлыпан. Сытыми они за эти четыре года считанные дни были, в последнее время питались особенно скудно, даже когда он принес мясо убитого им яка, ели осторожно, помня не только о желудках, отвыкших от такой пищи, но и о том, что ничего, кроме этого мяса, больше не будет. Но одно дело голодать, сидя в избе, лежа на постели, и совсем другое, когда надо с утра до вечера брести по каменистым горным тропам с грузом на плечах.
— Ты ешь, — как можно равнодушнее сказал Мурат,— я действительно не могу. В горле будто рашпилем про
вели. Джарма еще туда-сюда, проглотить можно, а Лепетку — нет...
Гюлыпан, поколебавшись, взяла его кусок и, смутившие, запоздало предложила:
— Тогда еще джармы выпей.
— Нет... Доедай, и пойдем.
И опять дорога... Мурат уже не пытался взять у Гюлыпан курджун, дай-то бог с берданкой справиться. А Гюлыпан все больше беспокоило то, что Мурат, казалось, идет наобум. Речка влево — и он туда же, хотя есть прямая дорога, к той же реке ведет. Крюк на полчаса по меньшей мере... Она сказала ему об этом. Мурат, угрюмо взглянув на нее, промолчал. Гюлынан повысила голос:
— Почему ты не пошел прямо?
— Потому...— он нехотя взглянул на нее и отвел взгляд,— что мы бы не прошли... Там расщелина, — он повел головой на ровные, стекавшие к ложу распадка склоны,— метра три-четыре шириной, а глубина... тридцать пять — сорок.
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросила Гюлыпан, уже зная, что это правда.
— Я видел эту расщелину... А глубину определил Тургунбек. Он бросил туда камень... и потом высчитал.
Мурат согнулся в приступе кашля. Гюлыпан, чувствуя свою вину, присела перед ним на корточки.
— Мурат... Прости меня... Но я так боялась, что мы заблудились... Ты идешь как во сне, даже по сторонам не смотришь...
— А что мне... по сторонам... смотреть...— Мурат отдышался.— Вдоволь... нагляделся. Ты не бойся, дорогу я знаю... Это... наверно... единственное... что я... сейчас знаю...
— Ты не говори, не говори...— испугалась Гюлынан, глядя на его лицо.— Молчи... Я просто глупая женщина, и клянусь тебе, я больше не задам тебе ни одного вопроса...
— Ну почему...— Мурат вымученно улыбнулся.— Задавай свои вопросы. Любые, какие хочешь... Я постараюсь ответить... если смогу, конечно...
— Ты не говори, отдохни,— просила его Гюлыпан, и Мурат покорно склонил голову на колени, ему действительно надо было отдохнуть. Хотя бы одну-две минуты, пока уляжется боль в груди и не будут дрожать колени, когда он станет подниматься...
В полдень, когда они сели обедать, Мурат, сильно щуря глаза, разглядел среди зубчатых вершин дымную седловину перевала и показал на нее Гюлынан:
— Смотри... Вот он, перевал. Так что не волнуйся, мы не заблудились.
Глаза Гюлыпан тут же разгорелись.
— Мы сегодня дойдем туда?
Мурат, усмехнувшись, покачал головой. Как объяснить этой девочке — расстояния в горах обманчивы, и до вершины, вырисовывающейся на горизонте, могут быть и два, и три дня пути даже для самого здорового человека...
— Нет, не сегодня,— негромко сказал он.— До перевала еще далеко. Это только кажется, что близко... Хорошо, если до подножия доберемся... Идем.
Но даже этого им не удалось... Казалось бы, какая тягота, ведь все время вниз, надо только на камни смотреть, не оступиться, но Гюлыпан впервые на деле испытала странный, на первый взгляд неестественный закон горных троп: что спускаться порой тяжелее, чем идти вверх. И для этого нужны навыки, которым ее никто не учил. Мурат только и успел, что предупредить ее: прежде чем сделать следующий шаг, наступить на какой-нибудь камень, прочно утверди ногу на склоне горы, а носком другой опробуй этот камень — не шевелится ли, не рухнет ли вниз от одного твоего прикосновения? «Опорная нога!» — время от времени напоминал ей Мурат, и очень скоро Гюлыпан убедилась, что это не просто слова. Она была слишком неопытна, чтобы идти «след в след», хотя Мурат, шедший впереди, и просил ее внимательно смотреть на его ноги и ступать только туда, где прошел он. Ей-то казалось, что она так и делает... Но почему-то вырвался вдруг камень из-под ноги, с грохотом понесся вниз, увлекая за собой своих собратьев, а она недвижно распласталась на склоне горы, цепляясь руками за невидимые прежде выемки, но руки будто сами собой нашли их...
— Осторожней, Гюкю,— раздался снизу спокойный голос Мурата,— ты можешь убить меня. Помни — опорная нога. Надави ею изо всех сил и, если земля держит тебя, можешь считать, что ты в безопасности.
Она, следуя его совету, нащупала правой ногой опору, с силой надавила на нее — земля держала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94