Ему повезло даже больше, чем ожидал,— в сотне шагов он обнаружил высохшую горную вербу, свисавшую над водой. Может, хватит и на всю ночь. Он перетащил ее к своему убежищу, долго возился с кресалом, высекая огонь. Вот уж поистине — пещерный век. Что делать, жизнь всему научит. Просто сейчас руки замерзли, а так-то он куда быстрее с этой «пещерной» задачей справлялся. Еще бы какого-нибудь мамонта подстрелить...
Наконец костер разгорелся. Мурат встряхнул бурдюк, джармы оставалось совсем немного, наверно, лучше добавить воды, подогреть у костра. Пусть и жидковато будет, но все побольше горячего в желудок войдет.
Он так и сделал, пристроил бурдюк на камне возле костра, разулся, вылил из сапог воду. Немудрено, что его так колотит,— промокшие насквозь портянки будто ледяными обручами стягивали ноги. Вряд ли эта охота пройдет ему даром... И главное, было бы ради чего, а то ведь пустой возвращается. А теперь уже не до охоты, дай бог до дому добраться, пока совсем не расхворался...
Он снова встряхнул бурдюк, чуть отодвинул его от огня — костер разгорелся на славу,— хотел прилечь, протянув ноги поближе к огню, и вдруг услышал какие-то странные звуки. Как будто гнали косяк1 лошадей... Но откуда тут лошади? И все же топот слышался отчетливый, «они» явно приближались, даже как будто собачий визг послышался. Мурат вскочил на ноги, до боли напряг глаза, но что можно было увидеть в темноте, к тому же когда рядом полыхает яркий огонь?
И все-таки он увидел — несколько огоньков, словно повисших в ночной тьме, а когда пламя костра колыхнулось, Мурат отчетливо разглядел косматую морду с широко раздутыми ноздрями. Это не могло быть ни волком, как он подумал вначале, ни другим животным. «Снежный человек»,— пронзила Мурата жуткая мысль. Все-таки они настигли его. Этот, видимо вожак, рассматривает, а остальные ждут команды, чтобы броситься на него и растерзать.
От страха Мурат забыл про ружье, выхватил горящую ветку и швырнул в косматое чудище. Но оно даже не пошевелилось, а другие огоньки, как ему показалось, придвинулись еще ближе. Мурат швырнул еще головешку, схватил ружье и с диким криком нажал на спуск. Грохот выстрела оглушил его, он увидел, что косматая морда ссунулась к земле, и понял — глаза его уже привыкли к темноте,— что это не снежный человек... Но те, чьи глаза по-прежнему горели позади его, как будто и внимания не обратили на выстрел, они подошли еще ближе. Мурат быстро перезарядил ружье, выстрелил еще раз, но огоньки не исчезали. Волки? Да что же это за волки такие — ни огня, ни ружья не боятся? Может быть, «трупники»,— говорят и такие бывают... А может быть, какие-нибудь другие звери, еще неизвестные науке? Разве кто-нибудь по-настоящему исследовал эти проклятые горы? Если водится снежный человек — а он был уверен в этом,— почему не быть еще какой-то нечисти?
Стоя босиком у костра, он лихорадочно ломал ветки вербы и подбрасывал в костер, понимая, что, кто бы это ни был, его единственное спасение — огонь. Ружье — на самый последний случай, ведь осталась всего одна картечина. А пока что огоньки, казалось, стали еще ближе, вот-вот набросятся из тьмы, и не остановит их костер...
Озноб вдруг сотряс его с такой сокрушительной силой, что Мурату показалось, сейчас он откусит себе язык, и в ту же секунду он понял, что это не от холода и не от страха — начинается приступ эпилепсии. Дергающейся рукой он дотянулся до кармана, вытащил конский волос, но было уже поздно. Еще помнил Мурат свой дикий, нечеловеческий вопль, и земля вырвалась из-под его ног. Но прежде чем окончательно впасть в беспамятство, он услышал в ответ тонкий детский крик, успел подумать: «Изат?!» — и потерял сознание.
Он пришел в себя от запаха гари и, еще не понимая, где он и что случилось с ним, инстинктивно перевалился на бок, подальше от костра. И, как обычно бывало с ним во время приступов, еще долго приходил в себя, ощупывал лицо, пытался сесть и, валясь набок, снова впадал в забытье. И наконец окончательно очнулся, понял, что может сидеть, и увидел, что брезжит рассвет, а от костра остались лишь едко дымящиеся головешки. Он повел больными, туго пульсирующими кровью глазами и стал рассматривать «чудовище», которое пристрелил ночью. Сил не было даже на то, чтобы удивиться: это был як. Совсем молодой бычок. Но откуда тут взяться якам? Может быть, дикий? Но Мурату не приходилось слышать о том, что бывают дикие яки. Конечно, ручной, вот почему он не испугался ни огня, ни выстрелов.
Он пытался осмыслить случившееся. Видимо, стадо яков затерялось в горах, их действительно преследовали волки, отбили этого молодого быка, и он бросился под защиту человека, к такому привычному для него огню. А его жуткий эпилептический вопль, вероятно, отогнал волков.
Мурат оглядел себя. Ноги босые, но холода он почему-то не чувствовал. Наполовину сгоревшие портянки еще едко чадили у костра. Бог с ними, с портянками, хорошо, сам не сгорел. А если бы рухнул в костер? Видно, какие-то остатки сознания увели его тело от огня. Выходит, повезло... И с яком, если разобраться, тоже. Он покачал головой. Если уж быть логичным, надо волкам «спасибо» сказать, что пригнали сюда этого быка. Мясо. Столько мяса, сколько он сможет унести. А сколько сможет? Сейчас-то кажется — нисколько. Такая боль и слабость во всем теле — какое там мясо, самому бы добраться до дома.
Но Мурат знал — это сейчас. Так всегда бывает после приступа. Но с каждой минутой силы будут прибывать, и он встанет, разделает яка, отберет самые лучшие куски и вернется с ними домой. А остальное спрячет и потом снова придет сюда. Может быть, напрасно — остатки яка растащат звери и птицы,— но вернется, как только сможет идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94