Он прошел в ванную комнату и отодвинул в сторону стенное зеркало, за которым оказался вделанный в стену сейф. Мужчина набрал комбинацию цифр, и дверца медленно открылась. Он положил туда полученное недавно сообщение и выбрал из аккуратной стопки лежащих там документов голубую папку. На ней было написано: «Дон Анхелито». Мужчина прошептал:
– Старые мумии снова нужны.
* * *
– Просто богатые тоже плачут, донья Кармен.
– Я не знают, Вольтер, плачут ли богатые, но я рыдаю не останавливаясь, с самого начала сериала.
– Плакать полезно для здоровья, донья Кармен.
– Но не столько же.
– Вы не приготовите мне чашечку кофе и рюмочку рома?
– В такую рань и в ваши-то годы!
– Именно поэтому, донья Кармен. Тогда кровь у меня с самого утра будет быстрее бежать по венам.
– Но я еще больше плакала из-за этих бедных женщин, дон Вольтер.
– Из-за каких женщин?
– Как? Вы даже не знаете? Да опять эти несчастные иммигранты. Какое-то судно перевозило нелегально женщин с Мартиники, и недалеко от берега их спустили на воду в деревянных ящиках. И до берега живыми добрались только шесть, а двенадцать захлебнулись.
– Ну, иммигранты с Мартиники – это, кажется, в первый раз.
– Вся Америка мечтает попасть в Майами.
– На всех у нас тут места нет. Чем больше их сожрут акулы, тем лучше.
– Какой вы злой, ужасно злой, Вольтер. Разве сами вы когда-то не точно так же оказались здесь?
– Когда я приехал, тут никого не было, кроме гринго. Ну, еще, может, горстка кубинцев и басков, обожающих играть в мяч. Поэтому-то я сюда и приехал, донья Кармен, – вы же знаете, как я люблю это дело: меня невозможно вытащить из клуба. Поэтому я тут и увяз, а Майами для меня оказалось болотом, где я живу уже сорок лет. Когда я сюда приехал, тут даже улицы еще не были заасфальтированы.
– Ну, судя по вашему виду, вам тут неплохо жилось: вон у вас кожа какая молодая, да и стать, как у танцора. Это в ваши-то годы!
Вольтер засмеялся, блеснув белоснежными вставными зубами, казавшимися особенно белыми на смуглом лице, изборожденном морщинами. Он отпил маленький глоточек рома, а остальное вылил в кофе, добавив туда же два кусочка сахара.
– Как вы эту смесь называете?
– Чертова. Так делают в Испании, и лучшего тонизирующего средства не существует.
– Как я вам завидую, дон Вольтер, вы столько стран повидали. А я вот только и знаю, что Майами да Сагуа. Ну один раз, когда замуж вышла, ездила в Гавану, познакомилась с крестным мужа.
– Пока эти бородачи не пришли, я бывал в Гаване каждую неделю, как в предместье Майами. Останавливался всегда в «Ривьере», на набережной, там был игорный зал; а иногда шел в Галисийский центр выпить «Горящей Испании».
– А это что за диковина, дон Вольтер?
– Коньяк с сидром. Мне всегда нравились всякие смеси, донья Кармен, – во мне самом много намешано, и все смешанное мне по вкусу. Вольтером отец назвал меня в честь самой великой революции в истории человечества, а О'Ши – потому что он вел свой род от освободителей Гайаны с фермы О'Ши, а Сарралуки – потому что моя мать была из Испании, из Страны Басков, где так любят играть в мяч. Отец мой был мастеровым, а мать – учительницей музыки. Ничего себе смесь, а, донья Кармен?
– Мой муж, царствие ему небесное, пока мы не перебрались сюда из-за этих бородачей, работал на тростниковых плантациях, а я была белошвейкой. Руки у меня были золотые, и ко мне ездили отовсюду, даже важные господа.
– А я-то думал, донья Кармен, что вы при церкви свечами до иконками торговали.
– Я? – Мулатка перекрестилась, еле сдерживая смех. – Что-то вы сегодня язвительный, дон Вольтер. Да у меня в доме один-единственный образочек Божьей Матери! Я поставила возле него орхидею, которую мне сын привез с экскурсии, на которую ездил в прошлые выходные.
– Я смотрю, вы сегодня за словом в карман не лезете.
– А что ж! А вот с вас, дон Вольтер, если вы и дальше будете злословить, я возьму деньги и за ром, и за кофеек, хотя очень вас уважаю.
Он надвинул поглубже, почти на глаза, соломенную шляпу, застегнул плотно облегавшую тело белую куртку, внимательно осмотрел начищенные до блеска ботинки и вытер бумажной салфеткой седые усы.
– Схожу-ка я в парк, посмотрю, как играют в шахматы, и заодно пройдусь: врач говорит, что надо больше двигаться – тогда кровь быстрее будет бегать по жилам. Я бы хотел хорошо выглядеть в свой последний час.
– Господи помилуй!
А старик ловко, как танцор, сделал несколько па, весело напевая сам себе:
За любовь любовью платят –
И не зря так говорят,
Но того, что потеряешь,
Не отыщешь никогда.
Никаким богатством мира
Не вернуть любви минувшей,
Верной, словно эти скалы,
Чистой, как в реке вода.
А поэтому не думай,
Будто я тебя забуду…
И так, напевая, вышел на улицу, а вслед ему летело восхищение доньи Кармен:
– Чертов старик, сколько обаяния!
Ища подтверждения своим словам, она оглядела людей за столиками, но те едва повернули головы в сторону дона Вольтера: молодые латиноамериканцы, занятые исключительно едой. Они ловко подхватывали вилками тушеную фасоль с рисом, так что брызги жира оседали на их футболках с изображением Барри Манилоу, Брюса Спрингстина или с эмблемой «Пумы». А дон Вольтер уже был на улице: поздоровался с владельцем похоронного бюро, который обмахивался от жары веткой, и пошел дальше, не взглянув на витрину, где были выставлены религиозные книги, фигурки святых и лежали листовки, обличающие Фиделя Кастро. Запах жаркого из открытых окон кубинских ресторанов мешался с запахом садовых цветов, особенно терпким после недавнего дождя. Дон Вольтер прикрыл глаза, дав себе слово, что не соблазнится, хотя ему очень хотелось отведать и тушеной фасоли, и острого креольского жаркого, и омаров, и креветок с рисом, и, конечно, моллюсков под соусом из ромового ликера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144