Ноги благодарны ему за то, что он взял такси и дал им передохнуть, но снова возмущенно дают о себе знать, когда он вылезает из машины и идет к своему подъезду. Консьержа – не то индейца, не то чикано – не видно, и приземистый человек рад, что можно избежать ритуала приветствия, на которое привратник отвечает, только если его повторить и остановиться. Вдохнув спертый воздух своей квартиры, мужчина сразу чувствует себя в своей тарелке, словно здесь лучше дышится, и скидывает с ног мокасины, бросив их прямо в прихожей. В носках он направляется в кухню, но, проходя мимо гостиной, краем глаза с удивлением замечает, что там царит необычный порядок. Кто-то навел порядок в его бардаке, и это не могла быть миссис Тейт, потому что сегодня воскресенье, и мужчина опускает руку под пиджак, чтобы проверить, на месте ли пистолет. Но тут же видит женщину – она заснула на софе, обитой потертым плюшем. Он узнает ее, эти тонкие ноги, белоснежную до синевы кожу с сероватым оттенком, туго обтянутую кожаной юбкой аппетитную задницу – единственная аппетитная часть тела, – и спадающие на белую блузку кудряшки, – все, что осталось от кропотливой работы парикмахера. Женщина заснула, положив голову на согнутую в локте руку и уткнувшись лицом в спинку софы. Около двери в спальню стоит ее дорожная сумка, и повсюду – следы ее попыток привести жилье в божеский вид. В кухне вся посуда перемыта и высушена, от остатков завтрака не осталось и следа; наведен порядок и в холодильнике. Пахнет сосновым дезодорантом для помещений, и мужчина со стыдом вспоминает, что бросил мокасины прямо в коридоре. Он поворачивается, чтобы водворить их на место, и тут слышит ее голос:
– Эдвард?
– Джудит! Вот не ожидал!
– Эдвард…
Сев, она проводит рукой по лицу, которое еще бледнее ног, словно стирая с него остатки сна; понемногу лицо ее принимает обычное выражение, и женщина улыбается:
– Эдвард!
– Я думал, ты отсюда в двухсот милях.
– Я тебе объясню.
Мужчина пытается понять, доволен он или нет тем, что эта метиска снова вошла в его квартиру и в его жизнь.
– Устраивайся удобнее.
– Мне удобно. У меня была ужасная дорога.
Мужчина чувствует, как нижняя часть его тела напрягается при одном воспоминании о тех днях, когда эта обнаженная женщина лежала вот на этой софе.
– Почему ты меня не предупредила?
– Все вышло совершенно неожиданно, я тебе расскажу. Налей мне чего-нибудь. Бутылку виски я поставила на место.
Где может быть место у бутылки виски? И он вспоминает, что в квартире есть маленький бар – и даже со складной стойкой, забитой книгами и початыми бутылками. Вот он, в углу гостиной. Книги уже не свалены в беспорядке, стоят ровными рядами, их поддерживают бутылки.
– Я смотрю, ты хорошо потрудилась.
– Я поняла, что ты не скоро придешь, и мне стало скучно. Я или усаживалась думать, или принималась плакать, или скучала.
У нее большие, чуть покрасневшие глаза и крупные губы, слегка припухшие, в складке которых угадывается разочарование. Мужчина вздыхает и, превратившись на минуту в бармена, наливает «Олд Кроу» в два стакана. Ему не хочется идти на кухню, и он говорит:
– Я предпочитаю без льда. А ты?
– Я тоже.
Он протягивает ей стакан и усаживается напротив. Они неторопливо пьют. Мужчина пытается угадать, что же она ему расскажет; она думает о том, как все это рассказать.
– Могу я пожить у тебя несколько дней?
– Конечно.
Но она уловила нерешительность в его голосе.
– Я создам тебе проблемы? У тебя есть любовница?
– Нет. Дело не в этом. Ко мне приходит женщина убирать квартиру, хотя сегодня это было незаметно. Она приходит, по-моему, два раза в неделю. Ей велено не наводить безукоризненного порядка, у меня тут свой. На службе у меня все в безупречном порядке, а дома я этого не хочу.
– Прости, пожалуйста.
– Нет, ты все сделала правильно. Всему есть предел, и сегодня утром дом был похож на свинарник.
– Твоя экономка будет шокирована?
– Она не экономка. Это просто очень любопытная негритянка.
Он прикусывает язык, но слово «негритянка» уже сорвалось с его губ. Однако Джудит нисколько не обиделась.
– Ты можешь остаться на несколько дней, но пойми, что по роду моей работы я должен вести скромный образ жизни и ничем не выделяться.
– А где ты работаешь, Эдвард?
– Служба коммерческой информации. Я составляю коммерческие отчеты.
– У тебя книги, как у профессора в университете. Их немного, но такие заумные. Тут стихи. И между прочим, когда мы с тобой познакомились в Чикаго, ты сказал, что ты коммивояжер.
– Может быть, тогда я и был коммивояжером. В этом есть доля истины. Мне приходится много ездить.
– Я много раз была в этой квартире, но как-то не обращала на все это внимания: я же всегда заходила ненадолго. Я не хочу навязывать тебе своего общества, но мне нужно найти работу в Нью-Йорке. С Ричардом все кончено.
«Кто такой Ричард?» – думает он, но с участливым видом кивает, разглядывая женщину, слегка закрывшись стаканом виски, который поднес к лицу, чтобы скрыть внутреннее раздражение.
– У меня есть деньги, но на гостиницу не хватит. Если только в совсем дешевой.
– В районе университета есть вполне приличные гостиницы и относительно дешевые. Кроме того, у них то преимущество, что тараканы там помельче: их кормят хуже, чем в «Плазе» или «Уолдорфе».
– Если ты позволишь, я бы приняла ванну, чтобы расслабиться.
Он широким жестом показывает ей, что путь в ванную комнату открыт, и отмечает, что походка у нее упругая, несмотря на огромный зад. Кончики его пальцев еще помнили, каков этот зад на ощупь, какая там прохладная шероховатая кожа; они помнили и всегда влажное влагалище, в черных волосах, словно окруженный ресницами глаз циклопа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144