К Галиндесу потеряли интерес. Я почти забыл о нем, но неожиданно поступило сообщение – обычное сообщение от одного из наших агентов, просто предупреждение о том, что безмятежное спокойствие нашей памяти, памяти Конторы может быть нарушено. Я – единственный, кто еще остался из тех. Кроме меня, не осталось ни одного сотрудника, которые в 57-м году занимались делом Галиндеса, одним из дел Бюро исчезнувших в Нью-Йорке граждан, поэтому папку с бумагами положили на мой стол. В ней было несколько зашифрованных телексов от наших агентов в Испании, Санто-Доминго, в которых говорилось, что некая Мюриэл Колберт, тридцатилетняя американская исследовательница, занимается Галиндесом и под предлогом научной работы задает вопросы. Пока исследовательница находилась как бы на периферии этой истории, и меня удивило, что она оставила в стороне оба эпицентра этой истории – Нью-Йорк и Санто-Доминго. Меня удивило, что она поехала в Испанию. Это непонятно. Возможно, вы можете объяснить, зачем она туда отправилась, что ей там понадобилось?
– Нет, не могу. Сначала Мюриэл ничего не предпринимала, не посоветовавшись со мной, но в последнее время она все делает самостоятельно. Последний план работы, который она прислала, мне не понравился. Мы долго спорили, и в письмах, и по телефону, после чего ее сообщения стали носить формальный характер.
– Что послужило причиной разногласий?
– У меня сложилось впечатление, что работа уже не носит научный характер и что Мюриэл даже не пытается придать ей некую наукообразность – она стала воспринимать историю с Галиндесом как нечто личное.
– Другими словами, сейчас отношения у вас довольно натянутые.
– Именно так.
– И личные, и отношения преподавателя с ученицей?
– Да, и те, и другие.
– Это жаль. Придется что-то сделать, чтобы они наладились. О, какое вам принесли аппетитное блюдо! Вот что значит – готовить с воображением. А вино? Вот чего я не люблю, так это вино, даже калифорнийское. Мне нравятся ликеры, я даже сам их делаю. Исключение только для розового португальского вина, которое так нравилось моей бывшей жене, и все.
– В мои планы совершенно не входило налаживать эти отношения. Мюриэл – законченная глава. Когда она представит свою работу, я должен буду выставить отметку, и это все.
– Эта работа, Норман, не должна быть закончена. Она даже не должна быть продолжена.
– Почему?
– Мы привыкли думать, что время идет очень быстро, что все состарившееся безнадежно старо, но это не так. Знаете, сколько лет было бы Галиндесу, доживи он до сегодняшнего дня? Семьдесят три, всего семьдесят три. Да, конечно, большая часть тех, кто был причастен к делу Галиндеса, давно на том свете, – они были убиты или погибли при странных обстоятельствах, но до сути дела так никто и не добрался, я имею в виду – до тех, кто подал Трухильо мысль о похищении, и тех, кто сделал возможным осуществление этого плана благодаря своим связям в Санто-Доминго и в Соединенных Штатах. Некоторые из этих людей живы и обладают большим влиянием – как в Санто-Доминго, так и в Соединенных Штатах. С другой стороны, в связи с этой историей была брошена тень на ФБР и Контору: в репортаже Джин Терни в «Лайф» высказывались подозрения об их причастности к этой истории. Этим подозрениям был положен конец еще в декабре 57-го, когда Федеральный суд в Вашингтоне вынес приговор бывшему агенту ФБР Джону Франку за пособничество Трухильо в похищении Галиндеса. Но Джон Франк был всего лишь козлом отпущения. После того символического приговора прошел тридцать один год. И вот теперь появляется ваша приятельница Мюриэл и вытаскивает эту историю из архивов и из закоулков нашей памяти.
И приземистый человек перегибается через стол, почти задевая грудью остатки пирожного, и лицо его, вплотную приблизившееся к лицу собеседника, внезапно багровеет, а голос превращается в свистящий шепот, бьющий бичом невозмутимо моргающего Нормана:
– Мы не позволим четырем философствующим красным непонятно зачем вытаскивать из могилы никому не нужных мертвецов.
Профессор знает, что должен швырнуть салфетку на стол, подняться, сказать, что не желает выслушивать грубости, и уйти, но взгляд зеленоватых глаз агента его удерживает, завораживает, как зияющее дуло револьвера.
– Мы не позволим вам копаться в нашем грязном белье, профессор.
– Вы что, перепили?
– Нет. Я не перепил. Я хочу, чтобы вы запомнили все, о чем мы сегодня говорили, но главное – запомнили то, что я вам буду говорить теперь. Вы должны остановить эту работу. Я полагал, что это будет нетрудно, потому что эта ученица была вашей любовницей, однако все в прошлом. Поэтому теперь мне приходится перестраиваться на ходу. Возможно, потом я дам вам другие инструкции, а пока предлагаю такую линию поведения. Вы требуете, чтобы Мюриэл Колберт представила вам отчет о том, в каком состоянии находится ее работа в данный момент, и сообщаете ей, что замедленный темп вызывает беспокойство. Получив ее ответ, вы не скрываете своего крайнего недовольства работой Мюриэл и говорите, чтобы она больше не тратила время впустую: в ее возрасте уже нельзя так легкомысленно относиться ко времени. Поэтому вы предлагаете ей другую тему, более выигрышную. Мы можем обеспечить ей стипендию, в три-четыре раза превышающую ту, что она получает в настоящее время, – пусть только она прекратит заниматься делом Галиндеса и займется еще кем-нибудь. И сгинет с наших глаз.
– Ваше предложение возмутительно и чревато для вас осложнениями. Вы не боитесь, что завтра я через прессу сообщу об оказанном на меня давлении?
– Ну, во-первых, кого именно вы намерены обвинить, кого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144