– Мне кажется, что здесь жарче, чем в Санто-Доминго.
– Это из-за сильной влажности. Я очень благодарен вам за наблюдательность: да, вы правы – я рассказал не все, что знаю о Галиндесе. Я не хотел быть слишком жестоким. Я надеялся обойтись без этого и убедить вас прекратить вашу научную работу.
– Это вам не удастся. Спасибо за попытку, но из этого ничего не получится: это все равно что уговаривать ученого прекратить эксперимент лишь потому, что он может быть опасен.
– Я боюсь. Боюсь за Галиндеса, за вас. Может, дело просто в том, что я состарился и задыхаюсь в этом городе. Я чувствую себя как загнанный зверь, но даже теперь, если я закрою глаза, то могу рассказать о всех тайных интригах этого города, квартал за кварталом. Но я открываю их и вижу только боевой город, где торговцев оружием называют «борцами против коммунизма», где превозносят террористов, взрывающих кубинские пассажирские самолеты. Ваша работа может обернуться трагедией, дочь моя.
– Меня ничто не остановит.
– Выпейте, выпейте пунша. Посмотрите, какой он аппетитный. А я, чтобы избежать соблазна, пойду позвоню.
Вставая, старик ласково гладит непокорные рыжие волосы, которые Мюриэл то и дело поправляла. Старик устало направляется к телефонной кабине и исчезает за дверцей. Оказавшись внутри, он прислоняется к деревянной стенке, чтобы держать Мюриэл в поле зрения, и вытаскивает из кармана бумажку с номером. Уверенной рукой трижды набирает номер, и на третий раз Робардс снимает трубку.
– Мы беседуем уже два часа. Это не женщина, а скала, ее ничем не прошибешь, ее ничто не остановит. А ведь я разговаривал с ней в машине, заставил ее париться в этой духоте, в замкнутом пространстве. Этому старому фокусу меня научили в… Не надо торопиться, сейчас скажу. Да, я перехожу к главному. Все, что я рассказал, ей уже было известно; то, что я придумал или могу придумать, ей уже приходило в голову. Я ее не понимаю. Для нее это не просто научная работа. Это что-то другое, не знаю, что. Конечно, она может быть подставной фигурой, а потом скандал разразится. Но мне не удалось вытащить из нее ни одного имени тех, кто за ней стоит. А за ней может стоять кто-то. Такие люди обычно знают свое дело и разгуливают по миру с самым невинным видом, и у них это получается лучше, чем у других. – На том конце провода молчат, и это молчание тревожит Вольтера. – Робардс, вы меня слышите?
– Слышу. Слушайте внимательно, что я вам скажу. Поговорите с ней еще, а потом выводите ее из парка, будто направляетесь к тому месту, где оставили машину. Постарайтесь идти слева от нее, так, чтобы она шла по шоссе.
– Так и положено, Робардс: мужчина всегда должен идти слева от женщины.
– Оставьте ваши сказки и выполняйте мои приказания. Сделайте это примерно через час. Чтобы ни случилось, вы идете дальше.
– …Мои кошки, мои бедные кошки! Я всегда потешался над родителями, которые оставили детей дома, а потом им мерещатся всякие ужасы, угрожающие их бесценным сокровищам. Но с тех пор, как у меня поселились кошки, я себе не принадлежу: я только о том и думаю, как они там, не обидел ли их кто – люди в этом городе хуже зверей. Слава богу, там все в порядке. Белая Дама просит вас поцеловать. Она мне этого не говорила, но я ее и так понял. Она бы в вас влюбилась: ей нравятся рыжие, как и мне, Мюриэл. А теперь скажите мне по секрету – с нашими делами это не связано, – какое отношение все имеет к вам, мормонке. Я был так поражен, когда узнал, что вы принадлежите к мормонской Церкви, что сказал себе: «Как только мы встретимся, обязательно спрошу». Сколько сейчас мормонов в Соединенных Штатах? Тысяча? Две?
– Около четырех. То, что вас поражает, меня интригует: как вы узнали о письме Нормана, о котором я нигде не писала?
– И вы еще удивляетесь! И это после всего, что узнали в ходе своего расследования! Ну кем могу быть я, загадочный человек, который назначает вам встречу, достает поддельный паспорт, билет на самолет, организует эту встречу?
– Мне приходит в голову только одно объяснение, такое очевидное, что я не могу ему поверить: вы – сотрудник правительственных спецслужб, как и те люди, которые встречались с Норманом. Но мне кажется глупым, что они заставили меня приехать сюда. Непродуманным. Точно так же мы могли встретиться в Санто-Доминго.
– Я не могу приехать в Санто-Доминго по причинам, которые не имею права вам объяснять.
– Ну, любой другой.
– Любой другой не знал Галиндеса так, как знал его я. Не надо меня недооценивать. Почему вы принимаете только очевидную версию? Разве за то время, что вы занимаетесь этой работой, с вами не случалось чего-то странного, загадочного? Ну, например, вам неожиданно предлагали помощь; вы получали откуда-то книги, брошюры, фотографии Галиндеса. А встреча с Куэльо не кажется вам странной?
– Да, это верно.
– В мире еще существует и действует интернационал, который нигде не значится, о котором не упоминается в книгах. Он объединяет тех, у кого позади остались поражение и рухнувшие мечты о светлом завтра. И мы поддерживаем себя и друг друга, по мере возможностей. Почти все мы – старые люди, люди того времени, когда счеты сводились просто пулей, но теперь нам приходится пользоваться другими методами. Мы даже простили друг другу то, что раньше сражались в противоположных лагерях, потому что нам больно видеть, как мир утрачивает память о прошлом: он живет сегодня так, как будто вчера не было. Если бы бедняга Галиндес не погиб, он был бы сильно разочарован. Я не могу сказать вам, с кем я связан, но это не те связи, о которых вы думаете.
– Не имеет значения. Эта встреча – просто научный эксперимент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144