М. Яковлев, спасся, чтобы быть расстрелянным Орловской ЧК в
1919 году, расстрелян не по вине, а в качестве заложника. Кирилл же
Владимирович, наивно решив, что теперь ему море по колено, не получив
на то государева дозволения, взял и женился на разведенной жене вели-
кого герцога Гессенского Эрнста-Людвига, брата Алисы-Виктории-Еле-
ны-Луизы-Беатриссы Гессен Дармштадтской. За своенравный поступок мо-
реплаватель был отставлен от службы и лишен флигель-адъютантского зва-
ния, правда, в 1907 году он благополучно выплыл и здесь, был прощен
великодушным самодержцем и прожил до 1938 года. Повезло ему и после
смерти, в связи с победой демократических сил в Санкт-вновь-Петербур-
ге, демократы перевезли прах великого князя из-за рубежа и упокоили в
центре города, в Петропавловской крепости.
Но, возвращаясь к утонувшему "Петропавловску", надо сказать, что
"тяжелое и невыносимо грустное известие" выбило государя из размерен-
ного прогулочного состояния: "Целый день не мог опомниться от этого
ужасного несчастья", к Цусиме государь уже придет закаленным, и "ужас-
ные известия о гибели почти всей эскадры" вызовут только грусть на ду-
ше.
То, что царь не удостоил поминания погибшего на "Петропавловске"
Василия Васильевича Верещагина, не удивляет, хотя они и были лично
знакомы. Удивило меня то, что Верещагин не помянут дедом.
За две недели, надо думать, трагическая весть доползла до Борзи, а
в письме от 10-го апреля, первом письме после Пасхи, обо всем этом ни
слова.
душевному сродству. Верещагин был человеком не только ярко одарен-
ным, но и прямым, честным, храбрым. Он не наблюдал, не присутствовал,
он участвовал в войнах, о которых рассказывал. Участвуя в атаке мино-
носца на турецкие корабли еще в 1878 году Василий Васильевич был удос-
тоен тяжелой раны в бедро, в образовавшемся углублении свободно поме-
щался револьвер с чуть обпиленным стволом. За храбрость, проявленную
во время обороны Самаркандской цитадели, художник был удостоен Георги-
евского креста 4-й степени. Смел был Василий Васильевич и в обращении
с царем и царедворцами, все это видели. Во время посещения второй выс-
тавки картин "наполеоновской серии" Николай Второй заинтересовался фо-
тографиями трех из пяти картин, уничтоженных Верещагиным после резкого
их осуждения со стороны Александра II. Проворный камергер И. П. Бала-
шов тут же подскользнул к государю: "Ваше Величество, прикажите ему
написать их снова!" Верещагин вскипел и, зная, что Балашов глуховат,
громогласно объявил: "Мне приказать, Ваше превосходительство, нельзя,
меня можно просить!"
Царь, сочтя выходку дерзкой, тут же с выставки уехали. Получил свое
и великий князь Владимир Александрович, заметивший еще на первой "на-
полеоновской выставке" Верещагину: "Никогда Наполеон не ходил в такой
дурацкой шубе и шапке". "Достаточно ли, если я представлю два истори-
ческих рисунка этого костюма и описание его?" "Достаточно." "И тогда
вы публично признаете, что неправы?" "Нет, не признаю", - дорожа своим
правом на глупость объявил великий князь. Разговор шел в повышенных
тонах, и тем дело не кончилось. Приехав в Москву, Верещагин тут же
послал великому князю письмо с историческими доказательствами, а од-
новременно графу Толстому Ивану Ивановичу, вице-президенту Академии
художеств, в инцидент посвященному. Письмо Толстому начиналось слова-
ми: "Этот болван Влад. Алекс. ..." Отправив человека на почту и чуть
остыв, Василий Васильевич засомневался, не перепутал ли он в раздраже-
нии конверты. Дело был нешуточное, вдогонку был отправлен служитель.
Ошибку поправили, конверты, как свидетельствует брат Лидии Васильевны,
жены Верещагина, были действительно перепутаны.
И вот тебе на - Верещагин, превосходнейший человек, погиб, а дед
оказался на одной доске с теми, кому эта смерть была безразлична? Со-
чиняя художественный портрет предка, я бы знал, как поступить в этом
случае, но вмешиваться в автопортрет, написанный девяносто лет назад,
не считаю для себя возможным. Можно было бы, конечно, спрятать эту за-
девшую меня неотзывчивость деда за пропуск в переписке. Да вот беда,
уже начало письма убеждает, что пропуска между пасхальным письмом и
письмом от 10 апреля - "ничего особенного не случилось" - нет.
Ст. Борзя. Апреля 10. 1904. Дорогая голубка Кароля! Вот уже почти
две недели, как я ничего не писал тебе. Да ничего осо-
бенного и не случилось за это время. Праздники прошли скучновато; те-
перь же время тянется так же, как прежде. Ходят слухи, что скоро мы
выступим, но все относятся к этим слухам как-то недоверчиво и безраз-
лично. Подобные слухи у нас существуют все два месяца, которые мы тут
сидим. Работы немного. Теперь на некоторое время прибавилось дела,
прививаем всем нижним чинам оспу. Но, конечно, это займет три-четыре
дня, не больше. Скука одолевает все сильнее и сильнее.
Со мной чуть было не стряслось несчастье, но, слава Богу, все кон-
чилось благополучно. У нас скоропостижно умер казак, упавши с лошади
во время ученья, по законам нужно было его вскрывать. Вскрывали для
скорости со вторым врачом - он череп, я грудную и брюшную полости.
Обстановка вскрытия была самая неудобная: тесно и оч. темно. Я уколол
себе ножом палец; но ранка была так мала, что я не мог ее даже разгля-
деть и прижечь. Спустя 3-4 часа после вскрытия палец начал болеть, и
тогда я хорошенько размыл и разглядел ранку, имевшую вид укола иголкой
и уже покрасневшую. Тогда я вколол в ранку кристалл марганцево-кислого
кали и несколько успокоился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52