Зачем Вы
все, ее хорошие подруги, отпускаете ее от себя? Такие люди, как она,
нужны нам, нужны тем, кто живет в мире: они нас поддерживают и укреп-
ляют в трудную минуту. Мне страшно жаль и обидно за тех, кто лишается
Марии Дмитриевны... Ну, дорогая моя, как-то ты чувствуешь себя? Прими-
рилась ли с моим ответом, неудовлетворившим тебя? Простишь ли мне это
и поймешь ли меня? Ведь и отрицательный ответ, моя милая, я давал не
только умом. В этом отрицательном ответе говорит столько же и мое
сердце, сколько и ум. Мне самому больно и жаль так отвечать тебе, но я
не могу иначе ни думать, ни чувствовать. Тебе хороший совет дал свя-
щенник и Мария Дмитриевна - примириться с моим ответом. Но, если бы
они знали, чему ты подвергаешь себя, собираясь сюда, если бы они зна-
ли, что за жизнь предстоит тебе здесь, я думаю, оба они, не задумыва-
ясь, отклонили бы твое намерение. Если будешь писать Марии Дмитриевне
- то напиши ей мое большое сердечное спасибо, мое горячее, искреннее
пожелание ей всего, всего лучшего и главное, мира душевного и спокойс-
твия духовного.
Ты видишь, деточка, я оч. тороплюсь писать. Прошу простить мои неб-
режности. Опять уезжаю в командировку. Проезжу вероятно с полмесяца.
Чувствую себя здоровым и вполне благополучным. Ради Бога пиши о се-
бе и обо всем. Вероятно завтра или послезавтра, напишу еще.
Крепко тебя, дорогая, целую, сердечно приветствую и жму твою руку!
Весь твой Н. Кураев. Трудно сказать, любил ли государь воевать, по-
хоже, что нрава он был
все-таки не воинственного, судя по тому, как он ответил в конце царс-
твования на бесконечные призывы жены ("заставь их дрожать перед твоей
волей и твердостью...", "будь тверд и покажи железную волю...", "когда
ж ты наконец ударишь кулаком по столу", "заставь всех дрожать перед
тобой", "если бы твои министры тебя боялись...", "будь более строг..."
и т.п.), ответил государь, хоть и не сразу, только 23 февраля 1917 го-
да, но ответил, по-моему, славно: "Ты пишешь о том, чтобы быть твердым
повелителем, это совершенно верно. Будь уверена, я не забываю, но вов-
се не нужно ежеминутно огрызаться на людей направо и налево. Спокойно-
го резкого замечания или ответа очень часто совершенно достаточно,
чтобы указать тому или другому его место". К сожалению, "спокойного
резкого замечания" оказалось недостаточно, чтобы указать место госуда-
рыне, почитавшей своим долгом "помогать царю", и дававшей советы на
все случаи жизни, советы, неотличимые от указаний. Иные из них, впро-
чем, государь принимал благосклонно. Настоятельные советы государыни
показывать себя войскам царь принимал с большой охотой, поскольку ар-
гументы государыни были неотразимыми: "Осчастливь войска своим дорогим
присутствием, умоляю тебя их именем - дай им подъем духа, покажи им,
за кого они сражаются и умирают... Десятки тысяч никогда тебя не вида-
ли и жаждут одного взгляда твоих прекрасных чистых глаз..."
Дневник императора. 30-го октября. Суббота. С утра шел сильный снег
и слегка таяло. Не доезжая Витебска, на плат-
форме была встреча от города и уезда и почетный караул от 49-го драг.
Архангелогородского полка. Сел тут же на лошадь и поехал к месту пара-
да 41-й пех. дивизии. Отлично представились: 161-й Александропольский,
162-й Ахалцыхский, 163-й Ленкоранский и 164-й Закатальский полки. Бла-
гословил их и, простившись с ними, вернулся в поезд. В 12 1/4 трону-
лись в обратный путь. В Двинске встретились с Сергеем, кот. проехал с
нами до след. станции и обедал в поезде.
Дед тоже провел конец октября в дороге и смотрах, смотрел он, прав-
да, не парады, не выправку, не рубку лозы повзводно, а отхожие места,
кухни, бани, санитарное состояние помещений для личного состава, поря-
док в хранении продуктов и лекарств. Мысли же его при этом были заняты
не громким инцидентом в Немецком море и даже не огорчительным во всех
смыслах конфликтом с собственным командиром полка. Больше всего его
тревожило, как будут прочитаны и поняты его милой голубкой Каролей
письма, воспрещающие ей приезд сюда для подвига и любви.
...После энергичных, решительных строк последних писем - страшная
усталость, тревожное ожидание, непривычная сдержанность и разговор о
какой-то тужурке...
Ст. Листвяная. Октябрь 31 ч. 1904. Дорогая голубка Кароля! Перед
отъездом в командировку из Борзи написать тебе не удалось. Пишу те-
перь, когда со ст. Листвяная отправляемся обратно в Борзю. До Бай-
кала доехали благополучно и очень удобно. Впрочем, до Читы ехал
с большим неудовольствием, так как пришлось сидеть в одном купе с ко-
мандиром нашего полка. Он впрочем был со мной весьма любезен, но я
старался как можно меньше говорить с ним и вообще обращать на него
внимание, больше занимался чтением. Здесь, в Листвяной, провел время с
4-х часов утра и до сего момента у офицера нашего полка. Время провел
не весело, но довольно приятно, выпивали с ним и "разговоры разговари-
вали". Теперь уже 11 1/2 ч. ночи, но ждать отправления поезда придется
по-видимому до утра, так что я рано забрался на вокзал и сидеть здесь
будет скучно.
Ну как ты там поживаешь, моя дорогая, славная деточка? Теперь ты
уже получила конечно все мои неприятные для тебя письма, и что-то ты
мне ответишь. Этот ответ вероятно уже ждет меня в Борзе. Милая Кароля,
не думай, что у меня было желание огорчить тебя. Если же это случи-
лось, то поверь, что мне страшно больно и тяжело сознавать это.
Сообщи мне, Кароля, о своем здоровье и самочувствии. Знаю, дорогая
моя, что ты через три дня именинница, но я со своим поздравлением за-
поздал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52