Как он выглядел в глазах тех, кто имел возможность при обязательных
и регулярных докладах искать в лазоревых глазах царя одобрение, или
видеть порицание, искренним своим усилиям в сообщении поступательного
движения государственной машине?
17-го октября 1904 года пышноусый и высоколобый, шестидесятипяти-
летний Иван Логгинович Горемыкин, "милый старик Горемыкин", по словам
государыни, действительный тайный советник 1-го класса, сенатор, член
Государственного Совета, бывший министр внутренних дел и будущий пред-
седатель Совета министров, председатель Особого совещания по вопросам
о мерах к укреплению крестьянского землевладения, убитый в 1917 году
крестьянами при разгроме его имения, доверительно беседовал с вновь
назначенным министром внутренних дел, генерал-адъютантом, генералом от
кавалерии по Генеральному штабу, бывшим командиром отдельного корпуса
жандармов и заведующим департаментом полиции, бывшим генерал-губерна-
тором Виленской, Ковенской и Гродненской губерний, любимцем вдовствую-
щей императрицы, сорокасемилетним князем Петром Дмитриевичем Свято-
полк-Мирским. "Помните одно: никогда ему не верьте, это самый фальши-
вый человек, какой есть на свете", - имея в виду царя, сказал Иван
Логгинович Петру Дмитриевичу, мечтающему об отставке, но не предпола-
гающему, что всего через четыре месяца, обрызганный январской кровью,
он будет отставлен от всех мест и должностей раз и навсегда.
11-го ноября 1904 года государь, встав в восемь утра, поехал на
охоту в Знаменское. Охота была удачной, собственные трофеи в "Дневни-
ке" выделены особо: "Убил 144 фазана; всего убито: 522. Фазанов 506,
зайцев 16". Охота заняла четыре с половиной часа, включая часовой пе-
рерыв на завтрак в охотничьем домике. Что ни говори, а охотник госу-
дарь был блестящий - один фазан за полторы минуты! Результат велико-
лепный!
А в это время на дальневосточном театре сочиняли и готовили к ис-
полнению знаменитый кавалерийский "набег" генерала Мищенко, закончив-
шийся так же бесславно, как и все прочие военные предприятия этой кам-
пании. Командир Забайкальской казачьей бригады генерал Мищенко получил
возможность собрать под свою руку больше трети всей нашей кавалерии,
превзойдя одним своим отрядом в семьдесят два с половиной эскадрона
всю японскую кавалерию, насчитывавшую шестьдесят шесть эскадронов. Не-
удачи стали обычнейшим делом этой войны, не избежала своей участи
обанкротиться и кавалерия, в том числе и казачья. Нелепый замысел и
бездарное его исполнение, быть может, и не заслуживали бы упоминания,
но именно эта затея привела наконец-то в движение 3-й Верхнеудинский
казачий полк. В связи с предстоящей громоздкой операцией на театре во-
енных действий дед напишет бабушке сдвоенное письмо за 13 и 14 ноября,
поэтому и "Дневник" государя должен быть представлен двумя датами.
Дневник императора. 13-го ноября. Суббота. Утром было два доклада.
В час с 1/4 отправился в город на освящение
Суворовского музея. После молебна осматривал подробно все залы, хорошо
устроенные и достаточно наполненные для открытия. В 4 часа вернулся в
Царское.
Дядя Сергей и Элла приехали из Москвы. В 7 час. вместе с ними пое-
хали в Гатчину и обедали с Мама и т. Ольгой. Возвратились в 10 1/2.
14-го ноября. Воскресенье. День рождения дорогой Мама и десятилетие
нашей свадьбы! в 10 1/4 пое-
хали в Гатчину. Обедня, поздравления и завтрак в Белой зале. Сидели у
Мама долго и вернулись в Царское в 3 1/2 часа. Приняли депутацию от
Уланского полка по случаю 10-летия со дня назначения Аликс шефом и
двух офицеров и команду с подводной лодки "Осетр", отправляемой на
Дальний Восток.
За чаем дети устроили сюрприз и исполнили в лицах и в надлежащих
костюмах басню "Стрекоза и Муравей". Вечером принял гр. Ламздорфа.
Будь в этом придворном домашнем детском "театре" цензура, навряд ли
в канун сдачи Порт-Артура была бы дозволена к постановке пиеса столь
двусмысленного, аллюзионного содержания.
Если раньше дед томился своей забайкальской ссылкой, изнурявшей его
бездеятельностью, и ждал отъезда на фронт как перемены участи, то те-
перь лишь отъезд на фронт мог быть оправданием его резкостей в объяс-
нении с бабушкой, уже расправившей крыла, набравшей воздуха, чтобы ле-
теть к своему любимому.
Вот и последнее, наконец-то, письмо с продуваемой всеми ветрами,
пустынной, дикой, серой станции Борзя.
Ст. Борзя. Ноября 13 дня. 1904. Дорогая голубка Кароля! Наконец-то
сегодня утром получено приказание главнокомандующего снять
наш полк с охраны дороги и двинуть его в Харбин. Конечно, целый день
идет суета и сутолока невообразимая: все готовятся, укладываются, со-
бираются. Окончательно должны выступить 18-го Ноября. До Харбина пой-
дем по железной дороге, и что будет там, пока, конечно, неизвестно.
Я лично и большинство офицеров довольны тем, что идем дальше - си-
деть тут ужасно надоело. Иначе относятся к этому перевороту те офице-
ры, к которым сюда приехали жены и семьи. Очень жаль нашего ветеринар-
ного врача: он, бедняга, только что уехал встречать свою жену, которая
едет к нему сюда с детишками. А тут такая неожиданная новость... Наде-
юсь теперь, моя дорогая, милая Кароля, ты поймешь весь смысл моих по-
буждений, которые заставили меня отклонить от себя большое счастье -
видеть тебя здесь. Как бы ты чувствовала себя здесь, узнав, что полк
вышел на театр войны?
Теперь пять дней предстоит возня со сборами. Я очень удивился, не
получив от тебя писем до сего времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52