Они уставились на хозяйку, что-то деловито ра-
зыскивающую. На Большой Московской, куда выходили окна столовой, пост-
реливали и кто-то проносился галопом. Нетерпеливые освободители, устав
ждать, выхватили шашки, чтобы полоснуть чемоданы, тащить тяжесть не
глядя, было несподручно. "По шву, господа, по шву!" - быстро подсказа-
ла бабушка, привычная к кропотливой и тонкой работе. Трудно сказать,
последовали бы "червоные казаки" бабушкиному совету или нет, но под
окном раздалась неуставная команда: "Срывайся!!" и потрошители чемода-
нов ограничились вербальным выражением неудовольствия за потерянное
время. Покинули они нашу семью навсегда, по-английски, не прощаясь,
гулко топоча по лестнице калошами, надетыми прямо на толстые вязаные
чулки.
Магический "Пропуск N 18", как следует из семейного же предания,
был действителен при любой власти довольно долго и потому на всякий
случай хранится. Интересно, что "предъявитель сего" не назван ни това-
рищем, ни господином, даже в должности не помянут, утаил о себе почти
все и сам Коробов, подписавшийся начальником гарнизона. Нет, что ни
говори, радостно встречать свидетельства того, что на Руси есть люди,
способные подняться над политическими, социальными и даже исторически-
ми рамками, трезво сознавая необходимость помогать страждущим "во вся-
кое время дня и ночи"...
И почему бы безвестному Коробову, с его умом и добрым сердцем, не
быть российским императором?
А подлинный, природный, быть может, уже единственный в России веря-
щий в свою богоданность, не ограничился обходом эскадры на кронштадт-
ском рейде, а прибыл в Ревель, чтобы еще раз полюбоваться стройными
"колоннами" кораблей, посетить несокрушимые броненосцы, стремительные
крейсера и заботливые транспорты.
Ах, какие броненосцы у нас были в Кронштадте! Парадный строй кораб-
лей вызывает подростковый энтузиазм и осмыслива-
ется как-то по-женски: раз красивы - значит неотразимы, то есть непо-
бедимы. Такими же непобедимыми казались и пехота и кавалерия, велико-
лепно смотревшиеся на парадах и маневрах. Да и сам Куропаткин стал во-
енным министром, идя от победы к победе на смотрах и маневрах. Это це-
нилось.
Дневник императора. 26-го сентября. Воскресенье. Проснулся солнеч-
ным утром. Красиво выглядел Ревель, когда мы подъез-
жали к нему в 9 час. На станции встретило все начальство и депутации,
пересели в маленький поезд и доехали до "Штандарта", стоявшего в пор-
ту. Приятно было попасть на свою милую яхту. В 10 час. была отслужена
обедня. Завтракали в 12 ч. Отправился в 3 часа на паров. катере на:
"Ослябя", "Орел", "Бородино", "Суворов" и "Имп. Александр III". С
предпоследнего смотрел на взрывы контр-мин. Дул свежий NW и поэтому
волна ходила на рейде крупная и приставать было трудно. К вечеру стих-
ло. В 8 ч. был обед всем адмиралам и командирам судов 2-й эскадры Ти-
хого океана, красиво стоявшей несколькими колоннами на рейде. Разгова-
ривал с ними на палубе, ночь была ясная, но прохладная.
Маленькое "сокровище" было помещено в каютах Мама. Через одиннад-
цать лет "маленькое "сокровище", наследник, начнет свой
первый дневник. Об этом с улыбкой напишет Александра Федоровна на
фронт, в Ставку, государю, с улыбкой, потому что у Бэби нет времени,
он торопится и "днем описывает обед и отход ко сну". "Передай Алексею,
- напишет в ответ отец, - что я очень рад, что он начал писать свой
дневник. Это научает ясно и кратко выражать свои мысли".
Это очень существенное замечание. Стало быть, государь всерьез счи-
тал свой "Дневник", это приложение к камер-фурьерскому журналу, собра-
нием мыслей?! "Проснулся солнечным утром..." "На станции встретило все
начальство и депутации..." "Смотрел на взрывы контр-мин..." Понятно,
что в таком контексте даже тропарь "Спаси Господи" или "Господи, помо-
ги и спаси Россию!" кажутся мыслью оригинальной и неожиданной.
Было бы наивно на основании одного лишь "Дневника" представить себе
жизнь русского императора этакой приятной жизнью дорогого гостя, о ко-
тором все заботятся, стараются развлечь, и на котором лежат только
легкие обязанности дружеских общений, прогулок, обедов и приемов. За
царя, за право влиять на него, вкладывать в него свои мысли, делать
орудием в осуществлении своих желаний, соперничало великое множество
народа. Плотно окруженный светской и свитской челядью, многообразной
родней, иностранными агентами, "Божьими людьми", ловкими авантюриста-
ми, он был раздираем на части, он постоянно стоял перед необходимостью
выбрать чью-то сторону и по возможности предсказать, как это будет
оценено противоположной стороной. Но вся эта борьба "за него", как
свидетельствует "Дневник", происходила "вне его", была элементом жизни
внешней. Это поразительно, если похвала в "Дневнике" редкость, то бра-
ни, порицания, осуждения, резкости совсем нет! Жена честила неугодных
"скотами" и "мерзавцами", судила о людях резко и безапелляционно. Он
же, зная, что его слово казнит и милует, возвышает и низвергает, был
сдержан даже в личном "Дневнике". Сдержан или неподвижен? Иногда ка-
жется, что привычка к перемещению в пространстве, эти обязательные
ежедневные прогулки, заменяли внутреннее движение, внутренне он совер-
шенно неподвижен. Человек-символ обречен на эту трагическую неподвиж-
ность.
Идет война, война складывается неудачно, но в ее сюжетосложении он
никак не участвует; да, его куда-то тянут, толкают, пугают, сулят, на-
дувают, он участвует в принятии ответственных решений, но в нем нет не
только азарта игрока, но и азарта болельщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52