Катрин пыталась прозвониться еще несколько раз в течение дня, и все безрезультатно. Может быть, Томас куда-то уехал и не счел нужным ей об этом сообщить?
На третий день Катрин позвонила снова, и на сей раз трубку взяла Сусанна. Холодным тоном Катрин попросила подозвать Томаса.
– Он умер, – медленно и бесстрастно ответила экономка.
– Что-что?! – вскрикнула Катрин.
– Да, представьте себе, мисс Задавака. Сегодня утром он умер в больнице Чарльза.
Первым же самолетом Катрин вылетела в Бостон. Она не поверила экономке, да и вообще сомневалась, что это была Сусанна. Голос, говоривший с ней по телефону, странным образом избавился от южного акцента. А если это на самом деле была Сусанна, то она нагло врала.
Однако в больнице подтвердили, что Томас Закс действительно умер. Катрин потребовала, чтобы ей показали тело, однако, поскольку она не являлась родственницей усопшего, разрешение было дано не сразу – пришлось умолять, доказывать, объяснять. В конце концов, устав от ее слез и истерики, медсестра отвела ее в мрачное, холодное помещение. Там, накрытый простыней, лежал Томас. Лицо его было белым и слегка одутловатым, но это, несомненно, был он. Казалось, на неподвижных чертах лежит оттенок легкого удивления.
Катрин поцеловала его в лоб, а вскоре ее словно прорвало – потекли слезы и никак не желали остановиться.
Томас умер. Ее единственный верный друг. Человек, который спас ее от матери, опекал, воспитывал, давал советы, любил. Томас следил, чтобы с ней не случилось ничего плохого. Она так и не сумела вернуть ему долг. Их отношения были односторонними – он давал, а она только брала. И вот Томас умер, его плоть мертва.
Она стала думать о Сильви и Карло, от которых бежала, которых хотела вычеркнуть из памяти. Томас – совсем другое дело. Он делал ей только добро, она его любила, он олицетворял собой все лучшее, что было в ее душе.
Катрин чувствовала себя маленькой, несчастной девчонкой, брошенной на произвол судьбы. Она твердила себе, что нужно сделать усилие, взять себя в руки – хотя бы ради Натали. Да и Жакобу ни к чему смотреть на ее рыдания. И все же плакала, плакала и не могла остановиться.
Понадобились недели, даже месяцы, чтобы ее слезы постепенно иссякли. Но все равно, даже долгое время спустя, на Катрин накатывали приступы горя – всякий раз неожиданно. Это могло случиться во время деловой встречи, во время домашнего ужина, и Катрин приходилось поспешно вскакивать и убегать, чтобы скрыть от всех внезапные слезы. Однако нужно было жить дальше, и жить так, чтобы Томас был ей доволен. Катрин с головой ушла в работу, старалась быть как можно более ласковой и внимательной с отцом и Натали.
Через три месяца после смерти Закса было оглашено его завещание. Согласно воле покойного, все наследники прежде всего должны были собраться вместе и познакомиться друг с другом.
Катрин и Натали приехали в адвокатскую контору, где пахло старой кожей и трубочным табаком. Почти никого из друзей Томаса Катрин не знала, но сразу увидела Сусанну Холмс, закутанную в роскошную норковую шубу.
Холодно кивнув экономке, Катрин усадила дочку в самый дальний угол. Душеприказчиком Томаса был его адвокат, но он еще не прибыл, и, чтобы скоротать время, Катрин стала рассказывать девочке о бостонских небоскребах, вид на которые открывался из окна.
Однако думала она не о небоскребах, а о Сусанне Холмс. Эта особа была ей отвратительна. На похоронах она распоряжалась всем так, словно являлась законной супругой покойного. На следующий же день после окончания выставки позвонила в галерею и потребовала, чтобы картины Томаса были немедленно доставлены в Бостон. Сусанна Холмс олицетворяла собой ту часть жизни Томаса, о которой Катрин не имела ни малейшего понятия.
В комнату вошел адвокат Томаса и разложил бумаги на столе. Отчетливым, ровным голосом, без малейшей тени эмоций, он зачитал завещание. Однако в сухих юридических формулировках все же временами проскальзывал живой и ироничный слог Томаса, чувствовались его пристрастия и вкусы, его воля. Катрин держала дочь за руку, думая, что девочка вряд ли понимает смысл происходящего. Дело в том, что ей досталось наследство, размер которого трудно было даже вообразить. Кроме того, Томас внес значительные суммы в различные благотворительные фонды, выделил средства Гарвардскому университету на основание новой кафедры, сделал пожертвования пен-клубу и Академии литературы, учредил премию для переводчиков немецкой литературы.
Когда прозвучало ее собственное имя, Катрин вздрогнула.
«Катрин Жардин, которая в течение долгих лет была мне как родная дочь, я оставляю свой дом со всем его содержимым и свою коллекцию произведений искусства (приложение 3), ибо знаю, что Катрин Жардин любит эти произведения так же, как любил их я».
Катрин всхлипнула. Дальше она почти не слушала – лишь поняла, что Сусанна Холмс и прочие наследники тоже обижены не были. Про Натали, которая именовалась в завещании «Натали Жардин Негри делла Буонатерра», сказано было следующее: «Моей юной подруге, жизнь которой только начинается, я оставляю три игрушечных городка работы Лайонела Файнингера, а также все остальное свое имущество. Имущество будет управляться опекунским фондом до достижения ею совершеннолетия».
– Что это значит, мамочка? Что такое «остальное имущество»? Где это? – прошептала Натали. – Томас такой добрый! Он оставил мне мои любимые города! Можно, я поставлю их у себя в комнате?
Мужчина, сидевший впереди, обернулся и с улыбкой сказал:
– «Остальное имущество», моя юная леди, означает, что вы теперь стали очень богатой девочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129