Все цепляются за культурное наследие, за традиции – страшатся будущего, потому что будущее несет в себе смерть. Вот чем объясняется пресловутая романтика старины, вот почему человек так дорожит своими корнями – национальными, культурными, расовыми, семейными. История и память нужны для того, чтобы устраниться от реальной жизни, ибо жизнь эта слишком тяжела.
Катрин вздохнула, раздраженная ходом своих мыслей, а также тем, что Жакоб опаздывал.
Вообще-то это было для него несвойственно, а уж сегодня ему тем более опаздывать не следовало – у Катрин совсем нет времени. Но Жакоб зачем-то попросил о встрече именно сегодня.
– Принесите бутылку минеральной воды, пожалуйста, Пьер, – попросила она официанта.
– Сейчас, мисс Жардин.
Официант бросился выполнять ее просьбу, а Катрин откинулась на спинку кресла. Ей нравилось здесь, в «Жераре». Всякий раз, когда нужно было пригласить кого-то из клиентов на обед, Катрин заказывала столик именно здесь. В «Жераре» было всегда уютно, спокойно, этакий мирный оазис средь хаоса и сутолоки Манхэттен.
Да, атмосфера ресторана действует успокаивающе, с улыбкой подумала Катрин. За соседним столиком официант Пьер уже в третий раз спрашивал рассеянного клиента, что тот будет заказывать. Наконец посетитель – молодой мужчина с темными вьющимися волосами – встрепенулся и смущенно поднял глаза на Пьера.
Интересно, о чем это он так глубоко задумался, лениво подумала Катрин. О потерянной любви? О банкротстве? Лицо у мужчины было интересное – узкое, с резкими чертами, с характерными морщинами на лбу. С такого лица хорошо писать портрет – чувствуется присутствие некой тайны.
Внезапно прямо на нее взглянули пронзительно-синие глаза. У Катрин возникло неприятное чувство, что незнакомец читает ее мысли. Она отвернулась, поднесла к губам бокал и вновь взглянула на часы.
– Извини, Кэт. – Жакоб расцеловал ее в обе щеки. – Никак не мог найти такси. Этот чертов дождь. Я знаю, как у тебя мало времени.
Катрин улыбнулась, обрадованная тем, что отец наконец появился.
– Да, времени у меня мало. Но я очень рада тебя видеть.
– Значит, в следующий четверг?
Она кивнула.
– Да, дом Томаса готов для приема посетителей. Ты ведь приедешь?
– Обязательно. Даже конгресс по психоанализу меня не остановит, – улыбнулся Жакоб. – Я знаю, сколько сил ты потратила на этот проект.
Да, подумала Катрин, сил было потрачено немало.
Превратить частный дом в музей оказалось гораздо труднее, чем она поначалу предполагала. Пришлось получать всевозможные разрешения в государственных органах, доказывать городским и федеральным властям необходимость учреждения специального фонда, заполнять сотни бланков, писать множество заявок на получение субсидий и пожертвований. На покрытие первых расходов ушли все деньги, оставшиеся у Катрин после того, как она продала картину Пикассо, некогда принадлежавшую ее матери. Ранее Катрин использовала часть этих денег на открытие собственной галереи – ей нравилась мысль, что искусство субсидирует само себя.
Очень непросто было переоборудовать дом Томаса в соответствии с его новым предназначением. Картины пришлось перевесить, понадобились объяснительные тексты и каталоги, а ведь у Катрин хватало работы в собственной галерее. Она и не подозревала, что в ней таятся такие запасы энергии. Однако все эти заботы ей нравились. Они наполняли жизнь смыслом, не казались тщетными, ибо должны были привести к конкретному результату. А главное, Катрин знала, что Томас был бы ею доволен.
– Да, поработать пришлось немало, – сказала она вслух. – Но я надеюсь, ты сам увидишь, что дело того стоило.
– Ни секунды в этом не сомневаюсь, – уверил ее Жакоб.
– Натали вела себя как ангел. Помогала мне, обсуждала со мной всякие детали – она была почти как мой партнер. Если ей казалось, что подпись под картиной или текст «муровые», она немедленно мне об этом сообщала. – Катрин рассмеялась. – По-моему, ты должен гордиться своей внучкой.
– Да, я ею горжусь. – Жакоб намазал на тост паштет. – Именно о Натали я и хотел с тобой поговорить. – Он перешел на французский. – Ты знаешь, я не люблю вмешиваться в твои дела, но когда речь заходит о внучке…
– Ну что там еще? – кисло спросила Катрин.
Жакоб увидел на ее лице страдание и опустил глаза.
– Пора тебе отвезти девочку к бабушке, в Рим. Я хочу, чтобы ты назначила день отъезда.
– Так вот в чем дело? Уверена, что это Мэт тебя подговорила, – сердито сказала Катрин.
– Кэт, я уже достиг столь зрелого возраста, что могу додуматься до чего-то без помощи Матильды. – Жакоб помолчал. – Натали говорила со мной. Для нее эта поездка очень важна, а ты с ней на эту тему говорить не желаешь. Натали показала мне письма, которые ей пишет графиня.
– Письма? – нахмурилась Катрин. – Я думала, что письмо было только одно.
Она очень хорошо помнила день, когда пришло это письмо. У Натали как раз был день рождения. Графиня присылала открытки по случаю этого семейного праздника и раньше, но обычно там было всего несколько строчек по-итальянски. Однако на сей раз конверт был толще, и когда Натали его вскрыла, оттуда выпал билет на самолет. Письмо было написано по-английски, и девочка сначала прочитала его сама, а уже потом показала матери:
«Милая Натали, я очень хочу тебя увидеть, а то будет уже поздно. Ты теперь достаточно большая, чтобы слетать в Рим одна, даже если твоя мама не захочет тебя сопровождать. Посылаю тебе билет на самолет. Сообщи, пожалуйста, когда ты приедешь, и я все приготовлю. Жду тебя с нетерпением. Твоя бабушка».
Натали посмотрела матери прямо в глаза и резко сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129