На самом деле, встречаясь с посторонними, Алексей очень волновался. Ему нравилось разглядывать людей, запоминать мелкие, но очень красноречивые детали: вот салфетка легко касается накрашенных губ, вот рука застывает в жесте, вот нога с неподражаемым изяществом закидывается на другую ногу. Алексей мысленно представлял, что видит все это в объективе камеры – глазами Хичкока, Росселини или Хьюстона. Алексей был наделен даром видения, этот дар стал его главным средством познания окружающего мира. Люди вокруг об этом не догадывались.
Джанджакомо всякий раз удивлялся, как много всяких мелочей его молчаливый сын заметил после очередного раута. Джисмонди-старший с удовлетворением заключал, что такая наблюдательность – отличное качество для будущего предпринимателя.
Незадолго до получения аттестата Алексей твердо решил, что продолжит учебу в Риме. На то имелись две одинаково веские причины. Во-первых, он хотел вырваться из-под дядиной опеки. Во-вторых, мечтал оказаться в непосредственной близости от колыбели итальянской киноиндустрии. Алексею удалось убедить дядю в разумности своего выбора, однако Джанджакомо настоял, чтобы Алексей поселился в их римской квартире.
– Твоей матери эта квартира очень нравилась, – сказал он. – Я знаю, ей было бы приятно, если бы ты там жил. Кроме того, у меня будет лишний повод съездить в мой любимый город.
Он улыбнулся и хитро подмигнул. Джанджакомо отлично понимал, почему Алексею хотелось поскорее вырваться из Милана.
А Алексей подумал, что у обоих его отцов было общее свойство: когда им нужно было сослаться на какой-то непререкаемый авторитет, сразу возникала покойная мать – не одна, так другая. Этим открытием Алексей поделился со своим лучшим другом Энрико Мазоччи. Они вместе вылетели на Сицилию, чтобы провести там летние каникулы.
– Само собой – ведь с мертвыми не поспоришь, – пожал плечами Энрико, потягивая кока-колу – свой любимый напиток. – Мертвые – самый прочный из всех авторитетов. Вот увидишь, что сделал культ покойника с сицилийцами. На этом острове вендетты тянутся из поколения в поколение. А все дело в том, что непогрешимость мертвых никогда не ставится под сомнение.
Поездки на Сицилию Алексей ждал с радостным нетерпением. Он шесть раз смотрел фильм Рози «Сальваторе Джулиано», и эта полудокументальная картина, рассказывающая о современном сицилийском Робин Гуде, которого предали политиканы, произвела на него глубокое впечатление. Когда Энрико предложил Алексею провести несколько недель на вилле, принадлежавшей семье Мазоччи, Джисмонди охотно согласился. Его вообще очень интересовала проблема Меццоджорно, аграрного нищего Юга, о проблемах которого так много писали его любимые газеты и журналы.
Но ни умные статьи, ни безжалостная камера Рози не подготовили Алексея к тому, что он увидит. Остров поразил юношу живописностью и великолепием природы. Автомобиль мчался по извилистой дороге, петлявшей вокруг темного конуса вулкана Этна, и у Джисмонди возникло ощущение, что он попал в иную эпоху, в другое временное измерение, существовавшее в замедленном ритме, так мало похожем на бурную миланскую жизнь. Повсюду простиралось море зелени и багрянца – бескрайние поля и остроконечные скалы. В этом роскошном уголке земли колосились золотистые нивы, а луга были усыпаны полевыми цветами невиданной красоты. Цитрусовые деревья сгибались под тяжестью апельсинов и лимонов.
Вилла, принадлежавшая семейству Мазоччи, оказалась ярко-белым зданием в мавританском стиле. Поместье расположилось на холме, выше церкви, античного храма и домов городка Чефалу. Когда Алексей вышел из машины, из-под ног у него стремительными зелеными стрелками метнулись маленькие ящерицы. В воздухе гудели пчелы, сладко пахло мятой и тимьяном.
– Нравится тебе здесь? – спросила синьора Мазоччи, моложавая и красивая дама с острым носиком.
Алексей кивнул.
– Да, я вижу, что остров уже успел тебя околдовать, не спеши, – усмехнулся Энрико. – Иначе никогда не отвяжешься от этих мест. А ведь мы еще почти ничего не видели. Не бойся, я все тебе покажу.
И Энрико сдержал слово. На следующий день, прямо с утра друзья отправились исследовать окрестности. Они бродили по каменистым дорогам, лишь изредка встречая крестьянскую повозку или запряженных мулов. Луга сменились скалистыми отрогами, затем пошли поля, где золотистые колосья лениво покачивались под легким ветерком. На одном из полей уже началась жатва, и друзья остановились посмотреть. Раздетые по пояс парни ловко орудовали серпами. Мужчины постарше в красных головных повязках с платками на шее связывали колосья в снопы.
– Такое ощущение, будто технический прогресс сюда не заглядывал, – заметил Алексей.
– На Юге почти везде так, – пожал плечами Энрико.
– Да, я знаю. – Алексей помолчал. – Нужно отрешиться от живописности. Слишком уж эта картина кажется идиллической.
Энрико фыркнул:
– Только со стороны – нам, туристам. Для местных эта живописность является каторжным трудом. И получают они за свою работу жалкий ломоть хлеба, больше ничего. Все, кто работает на этом поле, – родственники. Через пару дней они закончат здесь и перейдут на другое поле, принадлежащее какому-нибудь двоюродному брату. Послушай-ка, они поют.
Алексей прислушался.
– Ничего не понимаю. Это какой-то диалект.
– А ты что думал? Тебе здесь будут арию Верди распевать?
Алексей посмотрел на друга, удивленный язвительной интонацией.
– Нет, я так не думал. А ты, по-моему, принимаешь здешние проблемы близко к сердцу, да?
Энрико снова пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129