Молодые повесы, чьи отцы контролируют их расходы.
– Пойми, мама. Я бы не вышла замуж за Уикерсхэма, даже если бы он был последним пэром королевства.
Леди Марианна поджала губы, и глаза ее потемнели от раздражения.
– В таком случае тебе придется самой расхлебывать то, что ты заварила. Посмотрим, кто оплатит все это. – Она указала на счета, лежащие на полу. – Я больше не намерена покрывать твои долги. Ты также лишаешься своего месячного содержания в дальнейшем.
– Если бы Монти был здесь, ты бы не посмела так со мной обращаться!
– Твоего брата здесь нет. Он там в ужасных диких колониях сражается со всяким сбродом. Я распоряжаюсь твоими расходами, а не Монтгомери.
– Тогда я просто заложу свои драгоценности. Дарт поможет мне, если я его попрошу, – добавила Барбара с вызовом в голосе.
Боже, как она презирала бесконечную вереницу мужчин, которые с самого ее раннего детства входили и выходили из спальни матери, задолго до того, как умер отец. В действительности она связалась с Дартом Кенсингтоном, чтобы привести в ярость Марианну. Он нравился ей немногим более чем Уикерсхэм.
Две женщины уставились друг на друга, состязаясь в силе воли. Марианна все еще была красива и привлекательна, но явно уже оставила в прошлом свой расцвет. Ее кожа под пудрой и кремом стала дряблой, а когда-то великолепные голубые глаза теперь были окружены сетью мелких морщинок. Барбара унаследовала совершенное лицо матери и рост отца, была стройная и гибкая, с изящными формами сильного молодого тела без единого изъяна.
В этот момент Марианна ненавидела ее. Она всегда считала свою дочь не более чем раздражающей помехой, которую можно было всучить нянькам. Теперь же та превратилась в соперницу – женщину, которая обнаружила то же ослиное упрямство, как и Монтгомери, когда он приобретал патент на офицерский чин, несмотря на отцовские угрозы и ее мольбы. Откуда в ее детях это своеволие? Должно быть, они унаследовали это от каких-то далеких предков, решила она. Затем, когда мысли о Монти пронеслись в ее сознании, ей в голову пришла новая идея.
– Барбара, – промурлыкала она, – вы с братом всегда были так близки.
Барбара пожала плечами:
– В детстве. Я не видела его уже шесть лет. Он посвятил свою жизнь армии.
– Да, он сделал неплохую карьеру, полагаю, став майором под командованием генерала Превоста. Хотя он находит жизнь в южных колониях еще более грубой, чем в Филадельфии, где, насколько я понимаю, было просто ужасно.
– Никогда не думала, что ты утруждаешь себя чтением его писем.
Год за годом письма от Монти приходили все реже, по мере того, как росли его чин и обязанности, особенно с тех пор, как началась эта ужасная война.
– О да, некоторые я внимательно прочитала. Этого было достаточно, чтобы знать, что сейчас он находится в каком-то тропическом болоте, кишащем москитами и ядовитыми змеями, окруженном бандами всякого сброда, терроризирующими окрестности. – Она помолчала. – Если ты находишь жизнь под моей крышей настолько невыносимой, что должна прибегать к необдуманным поступкам, и отказываешься от ухаживаний графа Уикерсхэма, то, возможно, будет лучше, если ты поедешь к Монтгомери. Пусть твой брат разбирается с тобой. Я умываю руки.
– В Саванну?! – взвизгнула Барбара. – Я не поеду.
– Поедешь, даже если мне придется заставить слуг связать тебя, как рождественского гуся, и погрузить на корабль.
Барбара поглядела на Марианну и, увидев злобный блеск ее глаз, поняла, что она не шутит.
Глава вторая
Июнь 1780 года
Почтовая дорога Чарлстон-Саванна
Мадлен стояла на ухабистой, пыльной дороге, переводя взгляд со сломанной багажной повозки на полуголых краснокожих дикарей, приближающихся к ним. «Я не буду паниковать. Я останусь спокойной ради Джемми». Молодой грум лежал рядом с обрушившейся повозкой. Его придавило отвалившимся колесом, которое он пытался поставить на место. Уилл Таррант и другие мужчины быстро освободили его. Но теперь краешком глаза она видела, как Таррант в страхе сжимает свое охотничье ружье.
– Не будь глупцом. Их по крайней мере два десятка, а нас всего шестеро, – сказала она с малой уверенностью. – Они, должно быть, друзья тех, кто предан королю.
Все индейцы были неприлично одеты в набедренные повязки и мокасины. Самый высокий из них медленно ехал впереди, подняв правую руку с раскрытой ладонью. Мадлен изучала его ясные карие глаза, стараясь не таращиться на гротескные татуировки, расчерчивающие грудь темно-синими полосами. Как и у других, мочки его ушей были деформированы, вытянуты и проколоты тяжелыми медными украшениями. Голова была частично выбрита, оставались лишь небольшая бахрома волос вокруг лба и одна длинная прядь, украшенная перьями и бусами, которая ниспадала до середины спины. Его щеки были разрисованы более мелкими, чем грудь, вариантами отвратительных синих татуировок.
Гулливер глухо зарычал, почувствовав страх Мадлен, но она погладила и успокоила пса.
«Он выглядит довольно миролюбивым. Теперь остается лишь молить бога, чтобы он говорил по-английски».
Собака настороженно подняла голову и наблюдала, как дикарь остановился футах в десяти от Мадлен.
– Добрый день, сэр. С нами случилась неприятность. Колесо нашей повозки отвалилось, и мой грум был сильно ранен, когда повозка упала на него. Вы можете нам помочь?
Дикарь слушал с непроницаемым выражением лица. Затем он спросил на гортанном, но довольно сносном английском.
– Вы мятежники?
– Конечно же, нет! – Мадлен выпрямилась на все свои пять футов и один дюйм и вызывающе вздернула маленький подбородок. – Мы верноподданные его величества короля Георга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131