– Куда ты пойдешь?
Он пожал плечами, но в этом жесте отсутствовала его обычная беззаботная небрежность.
– Я еще не знаю. Вначале я планирую возобновить поиски Мак-Гилви и его сообщников и избавить от них округу. Когда рейнджеры будут расформированы, я, возможно, вернусь к мускогам. Теперь, когда британские законы больше не существуют, американские поселенцы хлынут на запад, как саранча, на индейские земли.
– И ты будешь сражаться за людей своей матери? – Холодок страха пробежал по ее позвоночнику. – Тебя же могут убить, Дев.
– Меня могут убить и пока я ношу эту форму. Может быть, Мак-Гилви прикончит меня.
– Нет! – Она сильнее прижалась к нему. Он ответил с неестественной легкостью:
– Как видите, ваша светлость, мои перспективы как англичанина и как мускога далеко не блестящие. Уезжайте домой. Забудьте меня и начните новую жизнь.
Несмотря на свою решимость, он кончиками пальцев провел по ее залитой слезами щеке и поцеловал соленые капельки, дрожащие на ее ресницах.
Барбара крепче обняла его, и ее губы жадно отыскали его рот. Почувствовав, что он отвечает на ее поцелуй, она пробормотала:
– К черту твои перспективы, я буду хорошей мускогской женой. Возьми меня с собой.
«Хорошая мускогская жена». Ее слова молотом стучали в его голове до тех пор, пока здравый смысл и холодный рассудок не вернулись. Смутьян остановился у дальнего здания конюшни. Дев заставил себя отстраниться и поставил ее, задыхающуюся и растрепанную, на землю.
– Вы не протянете и недели в тех болотах, ваша светлость. Лучше поспешите и приведите себя в порядок, пока кто-нибудь не увидел вас. До свидания, Барбара. – Он развернул жеребца и пустил его в галоп.
– Черт бы тебя побрал, Девон Блэкхорн! Черт бы побрал всю проклятую армию мятежников! Я не уеду из Джорджии, – крикнула она вслед его удаляющейся фигуре, но он не обернулся.
Апрель 1782 года
Таверна «Золотой Лебедь»
Мадлен прижимала к себе маленькое тельце Джеймса, закрывая его от весеннего дождя, начавшего хлестать, когда она вышла из кареты. Она сделала знак Обедию и остальным из своего сопровождения отвести лошадей в конюшню Полли и ступила под теплый, золотистый свет главного зала таверны. Стряхнув дождевые капли со своей лохматой шкуры, Гулливер потрусил за ней. Он не спускал глаз с любого, кто приближался к Мадлен или ее ребенку. В «Лебеде» только Полли могла делать это с его одобрения. Яркий огонь в камине был так же гостеприимен, как и широкая улыбка Полли и ее сердечное объятие.
– Я ждала этого момента, чтобы взглянуть на тебя и этого маленького негодника, – сказала она, ведя их через шумное сборище в свои личные комнаты в другую часть «Лебедя». – Ну разве он не милашка? А какой большой, просто настоящий великан.
– Он уже ест рубленое мясо и протертые овощи. У него прорезались еще три зубика, – Мадлен развернула свое сокровище и вручила его Полли на осмотр.
Та щекотала малыша, отчего он засмеялся и обнаружил свои новые зубки.
– Ты становишься таким сильным и таким забавным. И у тебя миленькие розовые щечки, верно? Очень скоро у тебя будет день рождения, – ворковала она над Джеймсом.
– Да, скоро ему будет годик. А наш папа все еще не хочет видеть его. Я слышала разговоры в городе об эвакуации британцев. Война уже закончена, Полли. Что ты слышала, если послала за мной?
Разгоряченное лицо Полли Блор покраснело еще больше обычного, когда она встретилась с глазами Мадлен.
– Давай я принесу тебе что-нибудь перекусить, а потом поговорим. Что до тебя, мошенник, – сказала она, глядя на мокрого пса, – то у меня на кухне имеются чудесные косточки.
Гулливер послушно последовал за ней, виляя хвостом.
Мадлен отнесла сына в большое удобное кресло и села вместе с ним. Он смотрел на нее ясными изумрудными глазами, следя за каждым ее движением с жадным любопытством. Через несколько минут вернулась Полли и поставила на стол поднос с едой, в том числе и маленькую миску, наполненную рубленым мясом и морковью для Джеймса.
Поднеся ложку пюре к его маленькому ротику, она сказала:
– Квинт получил твое письмо о смерти старого Роберта. Он не очень сильно скорбел.
– Я написала ему о дневнике. Его мать не изменяла его отцу. Она была невинна. Неужели это для него ничего не значит? – Гнев боролся с болью. За последние месяцы Мадлен написала ему так много писем, но ни на одно не получила ответа.
Полли осторожно подбирала слова, продолжая кормить малыша.
– Уверена, что это значит для него очень много, но дело в том, в общем… он не мог писать. Он был ранен… нет-нет, не серьезно, – поспешила успокоить она Мадлен, видя, как та побледнела, – генерал Марион сам написал мне о Квинте, сообщив, что тот приедет в Хилл, как только сможет держаться в седле.
– Как сильно он ранен? Не пытайся подсластить пилюлю, Полли. Скажи мне все, что тебе известно. – Мадлен затаила дыхание, ожидая ответа. Весь гнев улетучился, сменившись безумным страхом за Квинтина.
– Рана была неопасна, но началась лихорадка. У них в тех болотах не слишком-то хорошо с лекарствами. Но он скоро приедет. Генерал говорит, что в течение месяца он уже достаточно поправится, чтобы сесть на лошадь, но я не хочу, чтобы ты считала дни и переживала до тех пор, пока молоко не перегорит у тебя в груди раньше, чем у Джеймса прорежутся все зубки.
Несмотря на тревогу, Мадлен улыбнулась:
– Не волнуйся, Полли. Я буду заботиться о сыне Квинта, пока тот не вернется домой, чтобы признать его своим.
А в это время маленький человек стоял, ссутулившись, снаружи таверны, возле конюшни, и прислушивался к разговору о своей госпоже вооруженных всадников, сопровождавших Мадлен Блэкхорн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131