— Я не звал тебя... Сидел бы дома... Идиоты... Что смотрите? Человек борется за вас, а венгры ломают ему кости. Что пялитесь на меня? Убирайтесь вон!
— У него бред! Не обращайте внимания, господин Урсу,— заявила Катица Цурику, любившая выражаться по-господски.
— Ничего, все наладится,— по-стариковски прошептал Урсу, усаживаясь на край постели.
— Что наладится, Гэврилэ?—возмутился Марку Сими и закачал почти под потолком своей высокой меховой шапкой, которую не снимал ни зимой, ни летом, так как был лыс как яйцо. — Если так пойдет, не сегодня-завтра всех пас перебьют.
— И пусть перебьют, слюнтяи!—прохрипел Пику. Гэврилэ обернулся к собравшимся в комнате. Он знал
IX всех и попытался в одно мгновение оценить, на что
"|||| способны, да еще такие пьяные, как теперь. Тут были
\ и I. но Мавэ — когда-то известный в Лунке прихвостень
ралов, теперь какой-то ссохшийся и осунувшийся, тугодум Григоре Лапу — самый богатый в Лунке пасечник, высокий и костлявый Петре Миллиону, похудевший молчаливый Лэдой, который покачивал головой, словно хотел сказать: «Вот, говорил я вам, а вы не верили», нахохлившийся Глигор Хахэу со склоненной вперед головой, похожий на быка, собравшегося боднуть. Павел Битуша—-первый болтун на селе — пустил по кругу большую бутыль цуйки. При тусклом свете лампы казалось, что лица всех покрыты тонким слоем грязи.
Пику вдруг коротко застонал и повернулся на бок. Изо рта у него хлынула кровь. Жена вскочила и подняла ему голову, но с таким безразличным и тупым видом, словно держала в руках булыжник.
— До каких же пор мы будем терпеть?—взвыл вдруг у дверей чей-то гнусавый, плаксивый голос.
— Добрый вечер, господин учитель,— прозвучал вместо ответа хриплый хор голосов.
Пьяный Кордиш, размахивая руками и расталкивая всех, подошел к постели Пику, нагнулся и поцеловал его в обе щеки. Раненый расчувствовался и заплакал, давясь слезами и кровью.
Кордиш резко повернулся к собравшимся.
— Позор вам, румыны! Бабы вы, а не мужчины! Собрались здесь и причитаете, вместо того чтобы слетать в Шиманд и сжечь село, как когда-то сделали Хория, Клошка и Кришан 1. Чего вы ждете?— воскликнул Кордиш после небольшой паузы.
В комнате воцарилось многозначительное молчание. Даже будучи пьяным, Кордиш понимал, что люди не придают его словам никакого значения и не противоречат лишь потому, что считают его барином. Обратившись к повитухе, он стал поучать, как ухаживать за больным, потом вдруг снова повернулся к присутствующим, которые по-прежнему молчали.
— До каких пор? Где мы? В Румынии или Патагонии?
— Где?—удивился Битуша.
— В Патагонии,— тяжело дыша, пояснил Кордиш. Желая сбавить его пыл, кто-то протянул ему бутыль с цуйкой. Учитель хлебнул как следует, рыгнул, и глаза его окончательно помутнели.
1 Руководители крестьянского восстания в Трансильвании в 1784 году.
— Видишь ли, в чем дело,— обратился к Гэврилэ Марку Сими. — Мы позвали тебя, чтобы посоветоваться. Надумали в следующий четверг пойти всем миром в Шиманд и наломать венграм бока. Небось флаги вывесили, когда приходили хортисты.
— Я тоже пойду,— замычал Кордиш. — Священники и учителя с крестом впереди!
Он снова замахал руками, обозленный, что люди ждут совета не от него, а от продолжавшего молчать Гэврилэ.
— Поднявший меч от меча и погибнет,— мягко сказал тот наконец.
— Но ведь они уже подняли его,— возразил Кордиш, который всегда скандалил, когда напивался. — Удивляюсь я на тебя, дед Гэврилэ. Хоть ты и годишься мне в отцы, знай, что ты старая свинья.
Все застыли, ошеломленные тяжестью оскорбления. В пьяном виде Кордиш всегда молол чепуху и привязывался ко всем, но с Гэврилэ Урсу говорить так не полагалось. Однако Гэврилэ и глазом не моргнул.
— Бог простит тебя, не знаешь, что говоришь,— устало проговорил он.
— Не обращай на пего внимания,— холодно сказал Марку Сими. — Знаешь ведь, какой он... болтает, что в голову придет.
Все забыли о раненом и с угрожающим видом поглядывали на учителя.
Заметив это, он, шатаясь, направился к двери.
— Если вы не нуждаетесь во мне, до свидания. Мне здесь нечего делать.
— Будь добр, останься, господин Кордиш,— ко всеобщему удивлению, попросил учтиво Гэврилэ и, сложив руки на коленях, обратился ко всем: — Я слушал вас и нижу, что вы напуганы.
— Мы?—воскликнул Глигор Хахэу и чуть не рассмеялся от мысли, что его может что-нибудь напугать.
— Да, вы,— кивнул головой Гэврилэ, довольный на малом. — В тяжелые времена мы живем, о них говорится даже в Священном писании. «Узрел я женщину, сидела она на чудовище с семью головами и десятью рогами как пишется в Апокалипсисе... Все перевернулось вверх дном, и люди не знают, что делать. Много зависти, в сердцах, и коли мы будем прислушиваться к ней хлебнем много горя... Вот вы говорите — пойдем жечь венгров! Хорошо! А завтра придут они, чтобы жечь нас, послезавтра мы, и так далее. Теперь сами видите — прежней справедливости на свете больше нет.
— Господи, спаси и защити,— перекрестился Алексие Мавэ.
— Я одно хочу сказать: драка не поможет. Нам нужно единство. Об этом говорит и Священное писание.
Спокойный голос Гэврилэ вдруг сорвался, и он покраснел, словно боролся с подступившими к горлу рыданиями.
— Горе нам. Я смотрю на молодых. Несчастные... Они ничего не понимают. Привыкли к законам войны и не видят, что пришли иные времена. Мы, братья мои, должны объединиться, чтобы на выборах победили наши люди. Не дадим розни укорениться в нашем селе. Кто нас может защитить сегодня?
— Король,— прошептал взволнованный Битуша.
— Это, конечно, так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190