Барышень чуть не
растоптал жаждущий крови носорог. Я услышал выстрелы, побежал и заработал
первоклассный сердечный приступ.
Том молча встал на колени и начал собирать оставшиеся фотографии.
Авери смотрел на него и не знал, что сказать.
- Все в порядке, Том, - начала Барбара ласковым, слишком ласковым
тоном. - Моя слабость - виски. У Ричарда и у Мэри тоже есть свои слабости.
Все это теперь ничего не значит.
Том молчал. Он упорно собирал фотографии...
- Том, - Мэри робко коснулась его плеча, - милый Том. Ты можешь
ничего не стыдиться... - она заколебалась и продолжала. - Я набивала себя
конфетами... я ничего не могла с собой поделать... У меня была тряпичная
кукла, и... чтобы уснуть, я должна была зажать ее между ногами... - она
сглотнула. - Если я этого не делала, мне становилось страшно. И я начинала
дрожать...
Мысленно Авери снял перед Мэри свою несуществующую шляпу. Мэри, тихая
Мэри, скромная Мэри, стыдливая Мэри... Боже мой, она была великолепна!
- Ну, пожалуйста, Том, - между тем продолжала Мэри. - Мы не смеемся
над тобой. Мы могли бы смеяться неделю тому назад в Лондоне. Или даже
вчера. Но не сегодня. Ничего не надо стыдиться...
- Стыдиться?! - Том повернул к ней залитое слезами лицо. Его голос
дрожал. - Стыдиться? Да знаешь ли ты, чего лишили меня эти маленькие
смешные картинки? Они стоили мне пятнадцати лет жизни! И ты говоришь мне
не стыдиться! - он засмеялся, но в смехе его слышалась невыносимая мука. -
Один высокопоставленный господин из Вены, психиатр-любитель, утверждал в
шутку, что секс - это всего лишь неудовлетворительный суррогат
мастурбации. Я, черт возьми, пятнадцать лет доказывал правильность этого
утверждения... Вы, небось, даже не знаете что это такое - мастурбация...
Мой отец знал. Он был священником. Он частенько рассказывал нам, мальчикам
из церковного хора, о греховности плоти... через воскресенье. Мастурбация
вызывает безумие, паралич, все самые страшные болезни, которые только
существуют на белом свете... Я верил ему. Я верил каждому его слову...
пока не настал день, когда у меня не стало отца, а в нашей деревне
священника. И знаете почему? Потому, что он сел на полтора года за
совращение. Там был мальчик... маленькое чудовище... но мой отец часто
говорил, что у него лицо, как у ангела... Может и так, но святой Боже, что
же он был за дрянь!.. Кто совратил кого? Я могу только гадать. Я гадаю уже
пятнадцать лет... Я старался избегать риска. О, Боже, как я был осторожен.
Я ни разу не спал с женщиной. Я ни разу ни с кем не спал. Я не хотел
дважды совершать одну и ту же ошибку. Я не собирался больше никому
доверять. Никому верить... И к чему это меня привело? К этим, возлюбленным
четырехцветным шлюхам всех форм и размеров. Оно принесло мне ночи
трехмерных снов - таких, что мне чудилось, будто я тону в черной мраморной
ванне, полной теплой, как кровь, воды. Оно подарило мне дни страданий, дни
раскаяния... и новые ночи. Всю жизнь я, как страус, прятал голову в
песок... - рыдая, Том ничком повалился на землю.

12
К тому времени, как они более или менее прибрались в лагере, уже
наступил вечер. Вечер теплый и чистый, и в ясном, усеянном драгоценными
камнями небе вновь царили две бледные луны.
Авери, Мэри и Барбара сидели вокруг костра. Оными понемногу приходили
в себя после тяжелого дня и одновременно переваривали ужин: отбивные,
вырезанные из добытого Томом оленя-лилипута, и на закуску фрукты. Тому
повезло - ему удалось загнать оленя в заросли, где тот безнадежно
запутался. Потом Том сломал ему шею тяжелой дубинкой.
Том, однако, не принимал участия в трапезе. Когда, наконец, он сумел
взять себя в руки после унизительного, пусть и невольного досмотра,
которому подверглась его личная жизнь. Том стал помогать приводить лагерь
в порядок. Но он все время молчал и двигался как в трансе. Мэри несколько
раз пыталась с ним заговорить, но, раз за разом наталкиваясь на стену
молчания, в конце концов сдалась.
Наконец, лагерь приобрел более или менее пристойный вид. И тогда Том
снова заговорил.
- Барбара, - совершенно спокойным голосом сказал он. - Не могла бы ты
пожертвовать мне полбутылочки виски? Я хотел бы отметить лишний день
рождения.
Она дала ему бутылку, и, крепко сжав ее в руке, Том удалился в
палатку, которую они делили с Авери. Это произошло пару часов тому назад.
С тех пор Том из палатки не выходил. Оттуда не доносилось ни звук, разве
что изредка - приглушенный стук бутылки о пластмассовый стакан.
Авери мрачно глядел в огонь. "Вот и кончается второй день, - думал
он. - Вот и кончается гордость, самоуверенность, порядок и чертово
руководство".
Ну и дурак же он был, полагая, будто они смогут играть веселую
четверку на коралловом острове. Дурак, что не настоял на непрерывной
охране лагеря. В общем, дурак и точка.
Лагерь, судя по всему, "обработали" впервые замеченные Мэри
"греческие боги". Животные не могли такого устроить. И если только
нападение его, ее, или скорее всего, их, на пустой лагерь не было чистой
случайностью, то с неумолимой и жестокой логикой следовало, что он, она,
или скорее всего, они довольно долго следили за лагерем и людьми. Может, и
сейчас они прячутся где-нибудь в темноте, планируя новое развлечение для
своих жертв. У Авери даже мурашки побежали по спине от этой мысли, и он
постарался ее забыть. Если он и дальше будет продолжать в том же духе, то
очень скоро со всех сторон появятся невидимые глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66