Он не взмыл вверх и не улетел прочь Он не издал никакого громкого
звука, и сухой песок не взлетел клубами к голубому небу. То, что
произошло, было так нелепо, что Авери даже засомневался в своем рассудке.
Шар поблек, и его не стало.
Золотая сфера тридцати футов в поперечнике, с поверхностью,
наводившей на мысль о сверкающем расплавленном металле - не говоря уже о
нестерпимом жаре - просто-напросто испарилась у него на глазах. Его
очертания задрожали, шар стал прозрачным, и в следующую секунду его не
стало.
Авери стоял и смотрел. Моргнул. Глаза болели уже меньше. Его шатало.
Он чувствовал себя глупым и опустошенным. Он чувствовал, что больше не
доверяет своему разуму, так же как не доверяет своему зрению.
На песке не осталось ни малейшего следа. Ни ямочки, ни царапинки.
Ничего. Словно никогда и не было никаких загадочных шаров.
"Так оно, несомненно, и есть, - неохотно признался сам себе Авери. -
Провести пару дней узником сумасшедшего компьютера на борту космического
корабля и сутки на острове, где запросто можно встретить шестиногого
кролика, а в небе плывут две луны сразу... тут у кого угодно начнутся
галлюцинации".
И однако, Авери все равно не верилось, что сфера ему просто
померещилась. Так же, как в глубине души ему не верилось, что земля,
увиденная им на горизонте, лишь плод воображения.
О чем это говорит? Ответ: он понемногу, шаг за шагом, сходит с ума.
Руководитель экспедиции! Лунатик, да и только!
Господа, есть желающие поставить на выживание группы под руководством
старого, выжившего из ума Ричарда Авери? Свистать всех наверх! Ну-ка,
ребята, приготовились отразить нападение воздушных шаров в двадцать четыре
карата каждый! Ерунда! Этих гадов можно заставить испариться. Проще
пареной репы! Надо всего-навсего издать звук бьющегося стекла. Стекла,
разбиваемого шизофренией.
Кстати, о звуке... Стекло тут ни при чем. Статическое электричество.
Так потрескивает свитер, когда воздух очень сухой. Возьмите двух одетых в
свитера девушек и потрите их друг о друга...
"Боже мой, - думал Авери. - Так дело не пойдет. Мне давно пора вырыть
маленькую, теплую, уютную, темную ямку здравого смысла и спрятать в ней
остатки моего растянутого, как резинка, сознания, прежде чем оно больно и
кроваво щелкнет меня по носу".
Возможно, все кругом - сплошная галлюцинация. И Мэри, и Барбара, и
Том, и две луны, и компьютер, проверяющий уровень интеллекта, и небо,
полное чужих звезд... может, все это, словно мусор из бака, вывалилось из
моего подсознания...
Возможно, я нахожусь в комфортабельной психушке в Лондоне, и через
пару секунд проснусь после долгого электро-чего-то...
Барбара, Том и Мэри. Ему хотелось их увидеть. Увидеть, потрогать,
поговорить с ними. Никогда в жизни ему ничего так не хотелось. И более
всего ему требовалось горькое утешение, что он не один.
Он быстро пошел прочь от пруда, назад к лагерю. Но он уже не владел
собой. Он шел все быстрее и быстрее. Потом помчался бегом. Он был слишком
стар для такого марафона. Он выкурил слишком много сигарет, позволил
своему телу потерять былую выносливость. Но сейчас это его не заботило.
Скорость и только скорость...
Он бежал, пока воздух не начал обжигать его легкие. Он бежал, пока
его не захлестнула невыносимая боль в груди, словно сердце, как несчастный
пленник, пыталось вырваться на волю. Он бежал, пока мир кругом не начал
темнеть, а лес и море не закружились вокруг зелено-голубым хороводом,
каждую секунду грозя обрушиться и похоронить его в теплом, сладком тумане
небытия.
Он бежал, пока не услышал выстрелы.
Один, два... три... четыре, пять, шесть...
Они прозвучали совсем рядом. Словно стреляли внутри его головы.
И тут в Авери что-то сломалось. Как подкошенный, он рухнул на песок.
Он лежал и стонал.
Ему хотелось выяснить, кто и почему стрелял. Он перевернулся на спину
и попытался встать. Но боль в сердце не отпускала. Она сидела в его груди
- невидимый победитель, взявший под свой контроль дрожащие руки и ноги
несчастного Авери.

11
Он лежал, пока боль в груди не ослабла, пока его легкие не перестали
разрываться на части при каждом вдохе. Он пролежал так, наверно, минут
пять, вне себя от беспокойства, выдумывая несчастья одно страшнее другого.
Наконец, после трех или четырех минут, растянувшихся в бесконечные,
страшные часы ожидания, боль стала терпимой. Собравшись с силами, Авери
встал на ноги - совсем не так просто, как может показаться - и побрел в
сторону лагеря... Руководитель экспедиции! Он криво усмехнулся. Из него
получился чертовски хороший руководитель! Да он не смог бы возглавить даже
отряд уважающих себя скаутов...
В лагере никого не оказалось. Ни одной живой души. Только пустота и
разорение. Укоризненно глядели на него покосившиеся, хлопающие на ветру
палатки (половина оттяжек разорвана). Кухонная утварь разбросана, словно
после побоища. Сундуки опрокинуты, их содержимое вывалено наружу.
Свои краски и холсты Авери обнаружил полузарытыми в песок. Пачки
сигарет рассыпаны, часть из них открыта, разорвана, смята. Несколько
пластинок поломано, но сам проигрыватель, как ни странно, похоже, не
пострадал.
Вперемешку с одеждой и бельем валялись конфеты из сундука Мэри -
словно в этих местах одновременно прошли дикая и расточительная детская
вечеринка и групповая сексуальная оргия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66