Приятно, когда не боишься, думает она. Когда они вышли, Тия только и думала, как сбежать, если за ними придут. Но теперь расслабилась.
— О чем думаешь? — спрашивает она Брина.
— О Кэнвее.
— О чем?
— Об острове Кэнвей. Он совсем другой.
Тия включает воображаемую камеру. Пора взять у Брина интервью.
— Ты там живешь?
— Нет, — отвечает он.
— Где-то рядом?
— Ага. Ты что, не слышала про Кэнвей?
Тия качает головой. Когда берешь интервью, надо самой как можно реже открывать рот, чтобы собеседник разговорился. Тогда после монтажа получится монолог.
— Его видно из Саутэнда, со стороны устья. Ночью он похож на Готам, а днем — на мусорную кучу. — Пауза. — Это красиво.
— Красиво? Брин смущается.
— Да что о нем говорить...
— Я хочу послушать, — говорит Тия.
— Просто я замутил один проект...
— Проект?
Он опускает голову.
— Да. Дурь вообще-то...
— Верится с трудом, — говорит Тия.
— Да это так, пустяки.
— Рассказывай.
— Просто снимки. «Готика Эссекса». Идиотское название.
— По-моему, отличное, — замечает Тия.
— Да ладно... фигня.
— Снимки острова Кэнвей? — уточняет она.
— Ага. Нет, правда, это все лажа — не знаю, зачем я вообще заговорил об этом. Просто будь у меня здесь фотик, получился бы типа контраст.
— А какой у тебя аппарат?
— Подержанный, 35-миллиметровый.
— И у меня, — подхватывает Тия.
— Ты тоже снимаешь? Она кивает:
— Но чаще фильмы.
— Фильмы? — Брин явно заинтересован. Она улыбается.
— Да, документальные. Как ты занялся фотографией? — спрашивает она, переходя на общий план.
— Сначала отучился в колледже юго-восточного Эссекса.
— Понравилось?
— Еще бы. Самое оно. А вот с карьерой не сложилось.
— Как у многих, — кивает Тия. — Ты в идеале чем хотел бы заниматься?
— Работать в музыкальных журналах и таблоидах. То есть я хотел туда, когда начал учиться. А потом типа на искусство потянуло. А жить на что-то надо. Все мои однокашники поступили в университет — изучать искусство, фотографию, все дела, а я думал, что по ходу разберусь. До сих пор пытаюсь.
Тие хочется продолжить разговор, но Брин встает и начинает рубить поваленное дерево. Тия невольно задумывается, каково целоваться с Брином.
Она переворачивается на живот, чтобы ноги загорели сзади. И вдруг ей становится неловко. А если Брин подумает, что она перед ним выкаблучивается? Показывает ему тело? Фу. Тию никогда не упрекали, что она выставляется перед мужчиной. Она однажды врезала в галерее одному, который вздумал пошутить насчет ее медсестринской формы. С тех пор Тию не трогали. В университете она выглядела, как девчонка-сорванец. Само собой, и в барах посиживала, как все, и по пьянке не раз трахалась с тощими парнями из студенческого союза. Но повсюду ее преследовали одни и те же шпильки: «И не подумаешь, что у нее ноги есть», «а ты юбки вообще носишь?», «попробовала бы накраситься, что ли, — тебе пойдет». Обычно она слышала такую чушь от девиц вроде Эмили, не скупившихся на советы. Но Тия всегда и везде оставалась «девушкой за кадром». Она хочет смотреть сама, а не чтобы на нее смотрели. Этого никто и никогда не понимал. А сейчас ей грезится, что Брин понял бы.
— Пойду пройдусь, — говорит она и встает.
— Давай, — отвечает он.
У дома начинается тропа, ведущая прямо к утесам. Тропа желтая, песчаная — единственный настоящий атрибут необитаемого острова на этом недоделанном необитаемом острове. Тия бредет по тропе к утесам. Вдали не видно ни судов, ни других островов, ни даже чаек. Правда, что-то скрежещет — наверное, птицы есть, только их не разглядишь. Где-то там весь мир, но его скрывает морская дымка. Тия не знает, что страшнее: помнить, что похититель может явиться в любую минуту, или думать, что не увидишь его никогда.
Желтая тропа выходит на мыс, бежит по скальному карнизу. Тия совершенно уверена: вчера, обследуя остров, Джейми так далеко не заходил. Ступив на карниз, она видит, что путь влево преграждает какой-то колючий разросшийся кустарник. Справа навалены сырые, обросшие мхом камни: жутко подумать, что вода поднималась так высоко. Стараясь не глядеть вниз, Тия перелезает первый камень. Но за ним тропа совсем узкая и заросшая — бурьян хоть косой коси. И все-таки спуститься вниз можно. А уж с лодкой... Пожалуй, все-таки можно отсюда сбежать.
Когда Тия возвращается к дому, Брин как раз заканчивает рубить дерево. Он даже успел сложить в кучу яблоки.
— Для яблочного пирога, — поясняет он, когда Тия подходит ближе. — Покурим?
Несколько минут они сидят и курят молча.
— Знаешь что? — наконец говорит Брин. -Что?
Он придвигается ближе и ладонью касается ее лица.
— Ты просто блеск. Она улыбается.
— Спасибо.
— Я серьезно, — говорит он. — Знаешь, когда мы отсюда выберемся, я б хотел... В общем, я хочу тебя сфотографировать.
Глава 10
Брин не врубается, что он такого сказал — он вообще не знает, как вести себя с женщинами. Короче, Тия слиняла в дом. Ее аж перекорежило. А он только сказал, что хотел бы ее сфотографировать.
Очень тут тихо. Брин все пытается понять, что же его тревожит. Вот оно: здесь слышен только плеск волн да гудение насекомых. Ни пения птиц, ни позывных радиостанций, ни уличного шума, ни воплей мамаш-одиночек, зовущих домой своих Кайли и Лай-амов. Брин читал, что шум в городах исходит не откуда-то, а отовсюду сразу. Ему нравится. Приятно думать, что шум не прекращается, даже когда в городе все заткнулись. Не видишь, откуда звуки: вдалеке гудит ядерный реактор, долбят асфальт на шоссе за городом, шумят такси, заводы, десять миллионов радиоприемников, пять миллионов спорщиков, два миллиона любовников, тысяча больных кашлем и девушка, поющая далеко в поле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75