Но после дрянной еды, пустых магазинов и так далее меня уже не удивляло, что в туалет приходится тащиться аж на пятидесятый этаж. Теперь-то я понимаю, что могла просто неправильно понять, а может, надо мной подшутили. Неважно. Добравшись до лифта, я увидела, что с ним опять баловались наши ребята. Любимое московское развлечение. Лифты были до того старые и примитивные, что если нажать кнопки на сорок девятом этаже, первом, сорок седьмом, втором, двадцать пятом и восемнадцатом, лифт катался туда-сюда между этажами именно в таком порядке. И если тебе надо на восемнадцатый, ждешь целую вечность. Раньше мне казалось, что это смешно, но в тот раз стало не до смеха — я спешила в туалет и сдерживалась из последних сил.
— И что? — спрашивает Эмили.
— Я обделалась, — признается Тия.
— Паскудство, — говорит Брин.
— Бе-е-е, — кривится Пол, Эмили толкает его, он изображает сочувствие и умолкает.
— Но это еще не все, — продолжает Тия, — самый позор впереди. Рассказывать?
Все кивают.
— Хорошо. В общем, у меня, как бы это сказать, началось в лифте. Я крепилась, как могла, но все напрасно. В лифт все время заходили люди, он останав-швался чуть ли не на каждом этаже. На меня косите ь, вся кабина провоняла насквозь. Я, конечно, сдерживалась, но кое-что вышло наружу. Встал дру-i ой вопрос: как бы не пролилось по ногам. Вонь стала гакой сильной, что мне пришлось выйти из лифта и пешком топать на пятидесятый этаж. И как назло, на лестнице я столкнулась с другими ребятами из нашей группы. Поезд в Ленинград через двадцать минут, собираемся на третьем этаже, перекличка — и на вокзал. Надо было привести себя в порядок, и как можно скорее. Когда я наконец добралась до туалета, оказалось, что он занят. Я проторчала под дверью пять минут, и пока ждала, ко мне подошел один мальчишка из Мальборо. А я и забыла, что они живут на том этаже. Поговаривали, что он в меня втрескался, и я всю поездку ждала, когда он со мной заговорит. Но в таком виде я с ним общаться, конечно, не хотела. Сначала я попробовала спрятаться, но он меня нашел, заговорил, и я, наверное, вела себя, как круглая дура. Краснела, как рак, от меня жутко несло. Едва туалет освободился, я юркнула туда, а бедный парень так и стоял столбом под дверью. Ясное дело, в туалет мне уже не хотелось. Понос кончился. Я попыталась вымыться. Это был кошмар. За двенадцать лет со мной такое случилось впервые, да еще вдали от дома — хуже не придумаешь.
— Бедняга, — сочувствует Джейми.
— Трусы мне пришлось выбросить, — продолжает Тия. — Ни прополоскать, ни отстирать их было невозможно, и кроме того, положить мокрые трусы было некуда. Я подмылась, вытерла ноги и попыталась смыть бурые пятна с джинсов, но только размазала. Тут я расплакалась. Уже давно было пора бежать на третий этаж, к учителям. Я надеялась перехватить по дороге Джиллиан и одолжить у нее запасные трусы. Стыдобище. Запасные трусы я в сумку не положила — собиралась спать в тех, что на мне. Понимаете, я была не из тех детей, которые каждый день меняют трусы и носки. Наверное, таких большинство, но кому охота, чтобы про это все узнали? Мне не хотелось рассказывать Джиллиан, что случилось в лифте, и признаваться, что я не взяла с собой чистые трусы. Но учителя бы взбесились, если б я попросила разрешения открыть чемодан. В лучшем случае из-за меня все опоздали бы на поезд, а в худшем потребовали бы объяснений. Я была готова сквозь землю провалиться.
Джиллиан оказалась жадюгой и ханжой. Она согласилась одолжить мне чистые трусы, но дала понять, что просить чужое белье — отвратительно. Мне пришлось рассказать, в чем дело, и она заявила, что я дура и неумеха. Остальным я сказала, что бурые пятна на джинсах — просто грязь, я упала в лужу и все такое. Мальчишки долго надо мной издевались, но я терпела — что угодно, только не правда. В грязных джинсах я ходила до ночи, и хотя тот мальчишка из Мальборо ехал в соседнем купе, я не смела даже взглянуть на него. В поезде все развеселились, расшуме-i ись, а я сгорала от стыда. Когда мы вернулись в шко-iv, Джиллиан каждый день изводила меня вопросами про свои гребаные трусы. Она подходила и спрашивала, когда я наконец верну их, но я их потеряла до-ма, и она злилась так, будто я отняла у нее самое дорогое. Вот и все. Самое постыдное мое воспоминание.
— И вправду постыдное, — соглашается Эмили.
— Но я не понимаю, зачем тебе вообще понадобились трусы. Почему ты не надела джинсы на голое тело? Тия смеется.
— Глупо, да? Проще простого, а не каждый ребенок додумается. Все носят трусы, значит, и ты должна, а если у тебя их нет — значит, ты чокнутая. В общем, ты меня поняла.
— Еще бы, — кивает Эмили. — Я упорно носила трусы до семнадцати лет, а потом одна подруга мне сказала, что резинку видно под одеждой. Сама бы я ни в жизнь не догадалась. Но с тех пор надеваю трусы очень редко.
— А сейчас ты в трусах? — любопытствует Джейми.
— Может быть, — кокетливо отзывается она. — Но теперь очередь Тии.
— Пол, — выбирает Тия. — Признавайся или отдувайся.
— Признаюсь.
— Ага! — торжествует Эмили. — Кажется, мы что-то собирались у тебя спросить...
— Я уже знаю, о чем спрошу, — говорит Тия. Эмили разочарована.
— Да? Помнишь, мы же хотели его спросить. Такой деликатный вопрос...
— Не помню, — говорит Пол.
— Правда не помнишь? — спрашивает Эмили. Энн все помнит, но молчит.
— Вот мой вопрос, — объявляет Тия. — К чему ты стремишься?
— К чему я стремлюсь? — повторяет Пол.
— Да, назови свою главную цель или заветную мечту.
— «КрохаБогатей», — говорит Пол. — Но я никогда и никому о нем не рассказывал. Нет, лучше что-нибудь другое назову.
— Уже поздно, — перебивает Тия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75