Я взглядываю на свою спутницу: она чиста. Только губа немного кривится и вздута. От моего поцелуя.
Открывает мама. Прихожая у нас большая… Она входит, мною вперед пропущенная, тихая, скромная, стройная.
— Здравствуй, мама. Это Наташа.
— Здравствуйте, — она улыбается, — очень приятно.
И в этот момент выходит мой отец. Я застываю. Он останавливается и долго смотрит на меня. Не моргая. Потом вдруг раскрывает руки, и мы обнимаемся, похлопывая друг друга.
— Блудный сын, — шепчет он, я целую его всегда и вечно выбритую щеку. Он разжимает объятия.
— Простите, девушка, у меня с сыном свои проблемы. Поэтому вы — не первая… Не по приличиям.
— Ты ее тоже обнимать собираешься? — шучу я.
— С удовольствием, если она не против, она очень стройная. Как вас зовут?
— Наташа.
Он представляется полностью. Со всеми регалиями.
— Мне очень приятно, — говорит она.
— Знакомое имя. У тебя, кажется, была Наталь… — он осекается.
Она делает вид, что не слышала.
— Пап, это тебе, — протягиваю я.
— Спасибо большое, уважил отца.
И мама кладет в испаритель шампанское.
— Как вам мой сын, Наташа? Не устали еще?
— Что вы, это он немного устал от меня.
— Это у него случается. Я бы не устал, это точно…
Она улыбается. Батя молодых любит больше, чем солнце и его сияние.
— Прошу в комнату, Наташа.
Она проходит, он открывает дверь, ухаживая за ней. Стол накрыт очень красиво, хрусталь, посуда, серебро, как всегда умеет накрывать только моя мама.
— Садитесь на диван, Наташа, чувствуйте себя, как дома, свободно.
— Благодарю вас.
Я не узнаю ее. Он садится в кресло.
— Чем вы занимаетесь, если не секрет? — Учусь в том же институте, что и Саша.
— И по какой специальности?
— Русский язык и литература.
— Приятное совпадение. — Он расплывается в улыбке, и я улыбаюсь, на него глядя. Мы знаем, почему мы улыбаемся: он меня из-под палки туда загонял, я не хотел там учиться, в театральный все рвался.
— Вы не обращайте внимания, Наташа, это у нас семейное. Саша вам потом, если будет интересно, расскажет. А вы живете в Москве, с родителями?
— Нет, я из Сочи, они живут там.
— Но они вас не загоняли и не заставляли в этом институте учиться? Как я Сашу, он меня этим до сих пор упрекает.
— Нет, что вы, я сама хотела, они, наоборот, не желали.
— А почему вы хотели?
— Я всегда мечтала быть учительницей, учить детей.
— О! Вот видишь, — теперь она для отца лучший человек, — тебе надо с Наташи пример брать, выбрала институт и хочет работать по специальности. Его же, — и он показывает на меня, — от школы, как черта от ладана тянет. У него, видимо, еще не прошли воспоминания, когда он сам в ней учился. Ох и нахлебался я с его учебой, Наташа, сказать кому, не поверят! Учителя руки к небу воздели, когда он ее закончил, и на Восток молиться собирались. Хоть и неверующие были.
Она вежливо улыбается. А я смеюсь, вспоминая.
— Директор школы его фамилию без крика вообще произносить не мог. Только в крике и получалось. Первый драчун и хулиган в школе был, и какой! Даже вам сказать неудобно, стесняюсь.
Ну, батя сел на своего коня. Пора его останавливать.
— Пап, сейчас ты начнешь, какой ты усидчивый был, работоспособный и как любил учиться прилежно, и как я не в тебя.
— Вот видите, — мы смеемся, — он все сам знает. А до сих пор такой же остается, не меняется.
Она сидит и слушает.
Я смотрю на нее. Какая ж она обалденная. И так сидит красиво, очень элегантно, то ли изящно, не знаю точно слова, но напряженно.
— Вы, Наташа, явную ошибку сделали, с ним связавшись, позвольте мне вам как старшему заметить. И немного знающему.
Она почти смеется:
— Почему?
— О, если бы я знал это «почему», я бы его сам с ног до головы переделал.
— Такой плохой? — спрашивает она.
— Нет, он не плохой мальчик, в нем много есть хорошего, добрый. Но непослушный. Абсолютно. Так что вы учтите и проверьте, не ошибаетесь ли вы, с ним встречаясь.
— Хорошо. — Теперь она смеется, расслабляясь.
— Пап, с чего ты взял, что мы встречаемся?
— А-а… ну как тебе сказать, догадался. Я все-таки прожил немалую жизнь, могу разобраться. А ты хочешь сказать, что нет?
— А-а, ну как тебе сказать. Я прожил недолгую жизнь, и я не знаю, как это называется, может, и встречаться.
— А я бы встречался, — уверенно говорит он, — она красивая девушка, эффектная.
— Благодарю вас за комплимент, вы очень добры.
— Что же тебя останавливает?
— Ну, не думаю, что я бы Наташе понравился… тем более после тебя, такого «крассавца».
Он вечно меня подкалывает.
— Почему, вы мне нравитесь, — тихо говорит она.
— А, вот как! Может, я тогда выйду, чтобы не мешать, — говорю я.
— Ладно, стой уж, Отелло. Вы так не шутите, Наташа, он ревнивый, как сто чеченцев, глотку перережет. Он, собственно, и вырос среди них, вместе с ними якшался, к умным мальчикам, начитанным, его не тянуло.
Я улыбаюсь, мне забавно слушать отца. Все то же самое, все одно и то же, только интонации другие, мягче.
— Пап, а у нее не плохие ноги, да? — спрашиваю я, так как он часто смотрит на разрез у колена.
Он не смущается:
— Как тебе сказать, даже очень не. Но в этом ничего зазорного нет, ты не смутишь меня…
— Еще бы!..
— Это приятно, когда женщина обладает красивыми, я бы сказал, зовущими ногами. Как вы считаете, Наташа?
Она делает движение.
— Мне трудно судить…
— Как сказал еще Пушкин: «В России вряд ли вы найдете две пары стройных женских ног!» Замечательно сказано. Так что вы, Наташа, составляете прекрасное исключение. И я только восхищаюсь, любуясь, а плохих мыслей у меня нет, как Саша представляет.
Мы смеемся.
— Пап, а чего сегодня празднуем?
— Спроси у матери.
— Мам, — кричу я, — какое торжество?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122