Ты смотри, с бутылкой шампанского!
— Люба, — говорю я, — ты секреты хранить умеешь?
— А что? Конечно, — Она становится необыкновенно серьезна, я с ней никогда откровенным не был.
— Ты никому не скажешь?..
— Что ты, честно, никому!..
— Як тебе пришел, для свидания!
— Да ну тебя, вечно шутки одни. Ничего серьезного.
— А жаль, да, Люб?..
— Ну ты и жук, Сашка, еще тот.
— Но не пожучистей тебя, — продолжаю традиционно я.
— А что, я — девушка.
— Ладно, я тебе верю, Люба. — У меня хорошее настроение в этот раз, и я не хочу ей портить его. — Вот поэтому ты сама понимаешь, что я не могу приходить к тебе на свидания…
— Почему?
— Потому что ты — девушка. Она сияет.
— Ну ты даешь, а с виду тихий такой.
К счастью, она сама спешит куда-то и скрывается быстро, вся расфуфыренная, в сторону метро.
Фу-у, с облегчением вздыхаю я. И думаю: будь ты счастлива, девушка.
Прошло минут всего десять, я стою с бутылкой в руке и думаю, ну, еще полчаса, как минимум, это точно. И собираюсь набраться сил для душевного и телесного томления.
И вдруг она неожиданно появляется передо мной:
— Вот и все, я готова.
— О, чудо, — говорю, — ты правда необыкновенная женщина, что не заставила ждать так долго.
— Пошли? — Она делает первый шаг.
И тут я продираю глаза и смотрю на нее. Она одевается так, что мне стыдно идти с ней рядом по улице. Нет, не броско, а очень тонко, со вкусом и обалденно выдержанно: в кофейный костюм с поднятыми плечами и удлиненную юбку с изящным разрезом сбоку от колена, кофты не видно, так как на шее что-то легкое и воздушное повязано. И все в тон — от туфель до сумки и платка. Феноменальный ансамбль, мне не верится, что она когда-то давно, сегодня, была моя. (Эта женщина из какого-то чудного журнала, прекрасная фотография законченного совершенства.) Такая женщина не могла быть моей: она совершенство. Я стою и не двигаюсь.
— Пошли, Саша. Ты что стал?
— Э-э… Наташа, мне неудобно идти с тобой.
— Это почему? Что, я плохо выгляжу? Неужели она не знает цену себе? И на такого недоделанного позарилась! А я еще там выставляюсь, делаю всепобеждающего героя из себя, победителя.
— Нет! Ты чудесно выглядишь…
— Я рада, что тебе нравится… что нравлюсь тебе.
— Но я плохо выгляжу, мне неудобно идти с тобой.
Я взглядываю на вытертовато-потертые джинсы песочного вельвета, туфли…
— Пойдем, не придумывай, Саш. Мы же идем к твоим родителям, и я должна была как-то одеться… скромно.
Нет, обалденная девчонка.
— Хороша скромность…
— Ну, Саш. Ты же не хочешь, чтобы тебя здесь кто-то увидел.
Я подпрыгиваю как ужаленный, и мы быстро удаляемся.
— Откуда ты знаешь?
— Я видела, как с тобой Городуля разговаривала, она живет этажом ниже меня.
— Как, ты уже тогда была готова?
— Да, я стояла в подъезде и ждала, пока она уйдет.
Изумительная женщина.
— Я же тебе говорила, что быстро все делаю, я тебя не обманывала.
Я еще прибавляю шаг, ускоряя.
— Почему ты боишься, чтобы тебя увидели со мной?
— Ну… это сложно.
— Нет, ты смотри, ему даже не стыдно подтверждать. — Она смеется. — Удивительный мальчик, первый, кому со мной стыдно появляться. Хоть бы отказался!
Я улыбаюсь, глядя на нее, мы приближаемся к Новодевичьему.
— Я что, такая уродина, и тебе поэтому неудобно, что тебя увидят рядом, да?
— Нет, я не хочу и не желаю, чтобы увидели тебя, а не меня. Я ненавижу, чтобы МОЕ перемалывали на курсе и щупали все, кому не лень. Тебе понятно?!
— Хорошо, хорошо, успокойся, я не думала, что это заденет тебя.
Я погорячился. И целую ее в щеку, остужаясь. Но не до конца.
— Поэтому не задавай ненужных вопросов, я всегда делаю то, что правильно. И единственно верно.
Она расплывается в улыбке, бесподобной.
— Что вы говорите?! Я этого не знала.
И тут я не выдерживаю своего напыженного вида и смеюсь.
— Саша, а куда мы идем? — спрашивает она. Тут я вспоминаю, что забыл спросить ее.
— У нас еще целый час, ты не хочешь прогуляться до моста, а потом по той стороне набережной?
— Конечно. С тобой…
— Спасибо.
— За что ты меня благодаришь, это мне приятно, что мы дольше будем идти… А ты любишь гулять, ходить, брести? — мечтательно спрашивает она.
Но не могу же я ей сказать, что за 33 копейки ни одно такси не довезет нас до моего дома.
— Да, очень, — отвечаю я.
Мы идем мимо Новодевичьего кладбища, которое уже закрывается, и последних посетителей выпроваживает человек в форме милиционера.
Вдруг взгляд ее грустнеет.
— Что случилось, а? Она сжимает мой локоть.
— Здесь лежит мой дедушка.
Мы почти до моста идем молча. Мне нравится ее походка, какая-то необыкновенная. Она вообще вся необыкновенная.
— Он очень любил меня…
Я вежливо молчу. Чтобы не мешать, не перебивать ее воспоминания.
Мы поднимаемся на мост, она идет рядом.
И вдруг грохочет поезд, нарастая, и вот уже несется в метре, шаге от нас; она охватывает меня руками, вжимаясь в мое тело, и вздрагивает сильно. Я же говорил, в первый раз впечатление, что мост в реку рушится, и вы вместе с ним.
Сумка ее, в виде конверта, падает, я поднимаю, когда поезд прошел, и спрашиваю: все ли в порядке?
— Да, я просто испугалась.
— А я думал, что ты бесстрашная. Она улыбается.
— Почему?
— Ну, если уж согласилась на меня…
Ее улыбка окрашивается, и губы, что-то шепча, произносят.
— Что ты сказала, быстро?
— Как ты узнал, ах, да, я забыла, что ты наблюдательный.
— Быстро, а то не пойдем никуда.
— Чтобы тебя обошли все несчастья…
Я целую ее губы долго, сильно, больно, бесконечно, вечно.
Я не знаю, сколько проходит времени, но его проходит ровно столько, сколько нужно до начала самого обеда.
Я звоню в дверь. И нутро мое подбирается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122