Но Лич был не расположен шутить.
— Облизывали? Интересно.
— Поэтому я решил взять его с собой. Будем внимательно за ним следить.
— Он что, по-вашему, прячет сорок фунтов золотых монет в карманах панталон?!
Каллифорд не любил, когда над ним смеялись. Лицо у него дернулось.
— Он придет в себя, надеюсь. Перестанет считать себя богом, ведь облизывать мы его не станем, как вы понимаете. Тогда мы с ним поговорим.
Берджесс покачал лысой головой:
— По-моему, пустой номер, я бы его вздернул.
Каллифорд раздраженно покосился на него:
— Ты бы вообще всех вздернул, у кого есть шея.
— Надо взять его с собой, — сказал тугодум Мэй. — Чем мы рискуем?
Капитан согласился:
— Конечно возьмем. Но, чтобы обезопасить себя от его хитростей, перед входом в любую гавань будем сажать его на цепь. Не верю я что-то в живых богов. Даю голову на отсечение, парень нас дурачит.
— Может, просто набивает себе цену, боится, что мы оставим его на берегу вместе с французами. Они, я думаю, уже догадались, по чьему совету мы выпотрошили их карманы.
— Да, Каллифорд, и это возможно. Поэтому помните о цепи. Кроме того, если он сделает попытку бежать…
Через открытое окно в каюту влетел тяжелый, мучительный стон. Еще один француз расстался со своим временным богатством. Капитану, похоже, чужие страдания приносили облегчение.
— Так вот, если он сделает попытку бежать, ему спокойно можно вставлять фитили между пальцев. Значит, он действительно что-то знает.
Мэй наморщил лоб и осторожно спросил:
— Как же мы увидим, что он собрался бежать, если он будет сидеть на цепи?
— Однажды мы «забудем» посадить его на цепь или «забудем» закрыть замок, — пояснил Каллифорд.
— А-а, — протянул тугодум, но никто не был уверен, что он все понял правильно.
В то же открытое окно из влажно-душной бездны тропической ночи влетела огромная мохнатая бабочка и, шумно попетляв под деревянным потолком, присоединилась к кучке насекомой мелочи, осадившей тусклый масляный фонарь.
Брайан Лич сказал:
— Вы мне ничего не рассказали о мусульманине.
— Его зовут Базир. Сопровождал груз на «Порт-Ройяле». Родом индус. Надзирал за торговлей в Сурате. От Великого Могола. На лбу шрам.
Коротко доложив все ему известное, Мэй вытер вспотевший от напряжения лоб.
— Зачем он нам нужен? — спросил капитан.
— Выкуп? — неуверенно предположил Берджесс.
— Ты предполагаешь, мы можем потребовать выкуп с Великого Могола? — с нескрываемой иронией спросил Лич.
— Потребовать-то мы можем…
— Но вряд ли получим.
— Да я бы и не советовал пробовать.
— Почему, Роберт?
— Во-первых, этот Базир не родственник, а всего лишь чиновник.
— А во-вторых?
— А во-вторых, я бы не стал на нашем месте сообщать Великому Моголу, что именно мы ограбили его корабль.
Берджесс почесал лысину.
— Корабль принадлежал компании.
— Это несущественно. Перевозил же он груз, принадлежащий Аурангзебу.
— Все-таки я бы попробовал.
— Что бы ты попробовал, Сэмюэль?
— Надо сообщить в Дели, что этот Базир у нас.
— Не думаю, что слуга, не уберегший хозяйские сокровища, представляет какую-нибудь ценность.
— Вот именно, Роберт. Аурангзеб выкупит его, для того чтобы посадить на кол.
— У нас в Девоншире говорят: не лови рыбу на птичью приманку.
— Мало ли что у вас там говорят, в вашем Девоншире.
— Я бы попросил тебя поуважительнее, разрази тебя дьявол, отзываться…
Капитан и Уильям Мэй внимательно наблюдали за этим обменом колкостями. Причем Мэй ничего не понимал, а капитан понимал более чем достаточно. Поэтому, когда разговор подошел к опасной черте, он немедленно подал голос:
— Берем с собой.
— Кого? — одновременно и одинаково возбужденно поинтересовались помощники.
— Этого вашего могольского чиновника. У нас ведь найдется еще одна цепь на корабле?
— Найдется, — подытожил Мэй.
Как бы в подтверждение его слов в окно влетели, один за другим, три мучительных стона.
В это время два человека, судьба которых так подробно обсуждалась пиратскими командирами, сидели на полу в маленьком безоконном деревянном мешке в кормовой части корабля и пытались представить себе свое будущее.
Заглядывать слишком далеко было бессмысленно, поэтому они старались разглядеть лишь очертания завтрашнего дня.
Повесят или не повесят?
Мусульманин нервничал больше христианина.
Для того чтобы обрести относительное душевное равновесие, Уильяму было достаточно знать то, что его не съедят.
Базиру такой уверенности было явно маловато. И все прочие варианты собственной кончины он хотел бы отнести на как можно более отдаленное будущее. Чтобы иметь такую возможность, надо было вооружиться уловками, придумать какие-то капканы для воображения и жадности белых разбойников.
Крики жестоко уговариваемых французов доносились сюда, вниз, что не способствовало холоднокровности настроя пленников. Уильям первым устал от бесплодных попыток заглянуть в свое будущее. Даже самое ближайшее.
Ему захотелось общения.
Мусульманский индус, насколько можно было судить, свободно владел английским.
— Как тебя зовут?
— Какое это имеет значение? Аллах узнает меня, под каким бы именем меня ни казнили.
Так уж устроен восточный человек: даже если он не хочет разговаривать, он сообщает о своем отказе очень многословно. Уильям принял многословие мусульманина за готовность общаться.
— Сколько тебе лет?
— От количества лет, проведенных здесь, срок нашего пребывания там не меняется.
— Где это — там?
Базир усмехнулся, чувствуя свое превосходство над этим западным дикарем.
— Миром человека не исчерпывается мир Аллаха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111