Но характер Кидда был таков, что позволял ему приспосабливаться к положениям, к которым приспособиться было, казалось бы, невозможно.
Он привык ждать.
От рождения до сорока лет он знал пору безвременья. Беззаботного и бессмысленного. Потом настала пора испытаний, столь невероятных и жестоких, что с ними было бесполезно бороться, на них было бесполезно сетовать, их можно было только переждать. И он пережидал, не имея перед собой никакой определенной цели, и остался самим собой.
Что же теперь ему неприятности нынешнего дня, что ему нынешнее ожидание, когда он точно знает, что в конце концов его ждет несомненное счастье. И размеры его ничуть не уменьшатся от того, сколько ему придется томиться в ожидании.
Кроме того, у него был алмаз.
С помощью этого камня Кидд регулярно разговаривал со своей Камиллой, и она улыбалась ему.
Что же еще нужно для того, чтобы быть спокойным, хотя бы вокруг полыхало само адское пламя.
Размышляя примерно в таком духе, капитан наливал медным черпаком ром в свой бокал из тисового бочонка, стоя во главе стола в кают-компании. Он решил выпить перед Лаккадивской поросятиной, которую вот уже целую неделю подавал к обеду корабельный кок.
Он давно завел эту привычку, пить до еды, чем сильно выделялся из числа прочих офицеров, пивших и до, и во время, и после. Особенно после.
Наполнив бокал и пригубив его, капитан услыхал какой-то шум за дверьми каюты.
Шум нарастал и приближался.
Двери распахнулись.
На пороге стояли Канинг, Мур и Робертсон. За ними еще несколько человек. Не только офицеры, но и простые матросы и канониры.
На лице у Кидда появилось вопросительное выражение, большего он не мог себе позволить по нынешнему статусу.
Вопросы прозвучали из уст явившихся:
— Сколько все это будет продолжаться?
— Когда наконец будет настоящее дело?
Остальные вопросы звучали примерно так же.
Кидд выразил на лице недоумение и осторожно попытался напомнить, что нынешнее положение дел есть следствие решений, не им принятых.
— Я предлагал вам, джентльмены, десять тысяч фунтов и немедленное путешествие в Нью-Йорк.
Мур крикнул:
— Хватит об этом! Что нам делать сейчас?!
— Я бы предложил пообедать.
— Не надо над нами издеваться, капитан! — пробурчал Канинг и набычился.
Со стаканом рома в одной руке и черпаком в другой (держава и скипетр) Кидд напоминал либерального монарха.
— Я, собственно, и не знаю, что сказать.
Главный бомбометатель соизволил объяснить причину общего беспокойства:
— На траверзе «Приключения» торговый корабль. Под флагом Ост-Индской компании.
Кидд отхлебнул из стакана, но понятливее не сделался.
— Мало ли мы встречали таких кораблей? Это зона владений компании…
Мур прервал эти рассуждения:
— Я считаю, что нам нужно на него напасть! Кидд отхлебнул еще раз.
— Я не ослышался? Вы считаете возможным напасть на корабль, идущий под английским флагом?
Канонир нагло шагнул вперед:
— Да!
— Но почему?
— Я растолкую. Нам нужно наконец что-то заработать. Мы болтаемся по морям уже скоро год, но никто из нас не перестал быть нищим!
Капитан поджал нижнюю губу:
— Вы считаете это достаточным основанием?
Мур сказал:
— Да!
Все остальные промолчали, ожидая, чем закончится словесный поединок.
— Но это же пиратство!
— Не важно, как это называется, главное, чтобы это пошло нам на пользу!
— Пока мы грабили мусульман, кстати ни в чем перед нами не виноватых, я смотрел на это сквозь пальцы, но что же теперь мне делать, когда вы собираетесь напасть на английский корабль?
Канонир зло усмехнулся:
— Раздвинуть пальцы пошире.
— Кроме того, что это пиратство, это еще и предательство. Нельзя нападать на своих…
Мур поднял руку:
— Идут слухи, что в Европе война уже прекратилась. Просто пока нет объявления для южных морей. Таким образом, нападая на этого купца, мы всего лишь наносим вред толстосумам из Ост-Индской компании, но ни в коем случае не удар в спину Британии. Я так считаю.
В толпе, сгрудившейся за спиной канонира, раздались одобрительные возгласы. Многие хотели пойти пограбить, но никто не хотел, чтобы их считали нехорошими.
Такие, как Канинг, колебались.
Действительно, считали они, пустить ко дну две-три мусульманские фелуки, изнасиловать десяток-другой аборигенок — это еще ничего. Такие деяния находятся в пределах кодекса чести британского офицера.
Но вот грабить суда, идущие под британским флагом, — это, кажется, чересчур.
Могут назвать пиратом.
Отвечая этим затаенным мыслям, Кидд сказал:
— Если мы нападем на этого купца, мы станем настоящими пиратами. Мы станем изгоями. Ни Тью, ни Каллифорд, ни Уэйк никогда не грабили англичан. Только поэтому они могли входить в английские порты. Я сам видел Тью в Нью-Йорке на приеме у губернатора.
— Вот! — возопил канонир. — Вот ты и показал свое настоящее лицо!
Кидд поставил стакан на стол и ощупал подбородок.
— Тебя волнует не то, каково приходится твоим людям, ты и глазом не моргнешь, если они начнут умирать от голода или от цинги. Тебя заботит лишь одно — скорейшее возвращение домой, в Нью-Йорк. Ты готов всех нас сгноить заживо, лишь бы не потерять такую возможность.
— Да, — честно прошептал Кидд.
Канонир бешено захохотал — с таким видом, будто он сделал чудовищное разоблачение.
— Нет, — смешался капитан. — Не хочу я никого гноить, но хотел бы вернуться, это правда.
Канонир повернулся к публике:
— А знаете, что его туда тянет? Не знаете? Я вам расскажу. У него там, видите ли, жена. Супруга. Миссис Джонсон-Кидд, пятидесятилетняя дебелая тварь! Прежде она служила в портовом борделе в Бресте, а потом перебралась в Новый Свет и охмурила старика Джонсона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111