Принц и его спутник, проходя мимо жалких домишек, окружавших Лувр, заметили, что дверь одного из них отворена, внутри горит огонь и на пороге, засучив рукава, стоит человек и подметает в своем жилище.
— Да это наш земляк Маликан,— сказал принц.— Он отпирает свой кабачок в то время, когда мы идем спать. Добрый вечер, Маликан.
Беарнец узнал принца и воскликнул от радости:
— Ах, ваше высочество, само небо посылает мне вас!
— Неужели? — сказал принц.
— Войдите, сударь, я должен поговорить с вами.
— Что же ты хочешь мне сказать?
— Войдите, войдите.
Маликан ввел молодых людей в кабачок, который был еще пуст в этот ранний час, и запер за ними дверь.
— Ваше высочество, разве я вам не говорил только что о герцоге Гизе?
— Гм! — воскликнул Генрих, весь обращаясь в слух.— Разве ты получил какие-нибудь известия о нем?
— Да, ваше высочество.
Генрих сделал гримасу.
— Каким образом?
— Один из его свиты здесь.
— У тебя?
— У меня. Он приехал в полночь и потребовал комнату, говоря: «Ты спрячешь меня, потому что меня знают в Лувре, но ты постараешься передать сегодня ночью или завтра утром записочку мадемуазель Нанси, камеристке принцессы Маргариты». И он дал мне записку.
— Что же ты сделал с нею?
— Вот она.
Маликан вынул из кармана записку и подал ее принцу.
— Черт возьми! — воскликнул Генрих, нюхая ее; затем, обращаясь к Ноэ, спросил:
— Как ты думаешь, не распечатать ли ее?
— Я думаю, что да.
— Зачем?
— Так как принцесса Маргарита должна сделаться женою вашего высочества, то вы имеете право знать, о чем ей пишут.
— Ты прав,— ответил принц.
И без зазрения совести он распечатал записку.
XV
Письмо, привезенное от герцога Гиза одним из состоящих при нем дворян, было без подписи и написано измененным почерком.
Оно состояло только из трех следующих строк:
«Земляк мадемуазель Нанси уведомляет ее, что он постоянно думает о ней и скоро приедет повидаться с нею».
Генрих прочел это письмо несколько раз и всячески перетолковывал его себе:
— Оно имеет таинственное значение, которого я не могу понять.
Принц читал это письмо около свечи, стоявшей на столе. В то время как он рассматривал его, письмо случайно очутилось между глазами принца и свечой, и он заметил, что местами бумага была не так бела и сохраняла следы вытертых букв, как будто на ней писали пером, обмакнутым в воду.
— Ого,— заметил Ноэ, также смотревший на письмо,— что это значит?
Он подошел к очагу, где под золою тлели уголья, разгреб их и сказал Маликану:
— Подбрось-ка полено.
Трактирщик исполнил приказание.
Ноэ взял письмо, которое держал принц, и поднес его к огню.
— Что ты делаешь? — вскрикнул Генрих, не понимавший намерения Ноэ.
— Я удостоверяюсь в своих подозрениях. Успокойтесь, я не сожгу его.
Он поднес письмо почти к самому огню, и не прошло минуты, как выцветшие буквы почернели и отчетливо выступили на бумаге, а три первоначальные строки исчезли.
— Черт возьми! Как это странно! — воскликнул изумленный принц.
— Это доказывает,— ответил Ноэ,— что герцог Гиз знаком со свойством симпатических чернил. Садитесь, Генрих, и читайте.
Генрих взял письмо из рук Ноэ и начал его читать:
«Душа моя!
Вы требовали моего отъезда, и я уехал. Но я не в силах переносить долее разлуку; я жестоко страдаю. Одно только ваше слово — и я тайно вернусь в Париж.
Я на коленях молю вас о нем. Я жду его и надеюсь.
Ваш Генрих».
— Герцога Гиза зовут Генрихом, так же, как и меня, и Маргарите не так заметна будет перемена.
Затем, вместо того, чтобы сжечь письмо, он сложил его и спрятал в карман.
— Тебе отдал письмо лотарингский дворянин? — спросил он Маликана.
— Да, ваше высочество.
— И ты должен был передать его Нанси?
— Исполнить это мне нетрудно,— ответил Маликан, — потому что моя дочь иногда носит вино в караульную швейцарским солдатам и встречает там пажа, который состоит в прекрасных отношениях с мадемуазель Нанси.
— Как его зовут?
— Рауль.
— Я его знаю.
— Что мне сказать лотарингцу, когда он проснется?
— Тебе нечего ждать, пока он проснется.
— А!
— Разбуди его сейчас. Уже четыре часа. Воину не следует спать до позднего утра.
— Хорошо. Я бегу.
— Постой. Когда лотарингец проснется, ты скажешь ему: «Скорей одевайтесь, сударь, я сейчас оседлаю вашу лошадь, и вы уедете из Парижа до рассвета». Он, конечно, очень удивится. Ты добавишь: «Письмо дошло по назначению и из Лувра пришел ответ. Скажите земляку мадемуазель Нанси, что его ждут дней через десять, не ранее. Дело идет о чьей-то жизни, и вас просят уехать немедленно».
Маликан не спросил дальнейших объяснений. Он поднялся по лестнице и постучал в дверь комнаты ло-тарингца. Через десять минут он сошел вниз.
— Готово. Встает,— сказал Маликан.— Он не сомневается в том, что я сказал ему правду, и велел мне дать добрую порцию овса его лошади.
— До свидания, Маликан,— сказал принц, пожав руку беарнца.— Спасибо!
Он ушел вместе с Ноэ.
Было уже совсем светло, когда молодые люди пришли на улицу Св. Иакова.
На скамейке у ворот гостиницы сидел какой-то человек. Увидев подошедшего Генриха, он встал.
Принц чрезвычайно удивился, увидев этого человека, который является к нему уже третий раз в течение суток. Это был Вильгем Верконсен, приказчик ювелира Лорио, тот самый, который накануне вечером принес письмо прекрасной Сары.
— Что вы здесь делаете, Вильгельм?
— Я ожидал вас, сударь.
— Со вчерашнего вечера?
— О, нет, только с час.
— У вас есть еще письмо ко мне?
— Нет, сударь, но я попрошу вас последовать за мною.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63