Эту женщину звали Екатериной Медичи, суровая и мрачная личность, перед которой с трепетом склонялась вся Франция.
Появление этой женщины вызвало в молодом принце странное чувство. По его жилам пробежала дрожь, а в то же время женщина эта приковывала его взор, как будто обладала даром странного очарования.
Он перевел свои глаза с принцессы на Екатерину.
— Королева, — шепнул ему на ухо де Пибрак.
— Я угадал, что это она, — ответил принц. Королева Екатерина была не в духе, губы ее были
сжаты, брови нахмурены. Она подошла к дочери и сказала:
— Хорошо быть молодой и красивой, как вы, моя милая, и не иметь других забот, кроме как наряжаться с утра до вечера, не правда ли?
Маргарита приветствовала свою мать очаровательной улыбкой.
— Когда я сделаюсь королевой, — сказала она, — я буду вмешиваться в политику.
— Вы скоро будете королевой, дочь моя.
Принцесса вздрогнула и привстала с кресла.
— Ах! — вырвалось у нее. — Я полагаю, что это еще не решено.
— Нет, решено, — холодно возразила Екатерина. — Этого требует политика.
Принцесса побледнела и прошептала с волнением:
— Значит, я должна выйти за принца Наваррского.
— Да.
— За неотесанного медведя, — продолжала Маргарита, надувшись, — за горца, от которого пахнет чесноком и луком.
— Дура, — с досадой прошептал Генрих Наваррский.
— И я должна буду жить в По или Нераке, в старом сгнившем замке, где ветер свистит в двери, а дождь протекает сквозь крышу.
— Милая моя, — сухо возразила королева, — на золотые экю, которые даст за вами в приданое король Карл, ваш брат, принц, ваш супруг, перестроит Неракский замок.
Но Маргарита, которую не утешило это обещание, продолжала:
— Жить в Нераке с протестантами!
— Для вас выстроят католическую капеллу. Королева при этих словах улыбнулась, и эта улыбка
заставила сильно призадуматься Генриха Наваррского.
«Ого, — подумал он, — неужели королева Екатерина хочет выдать за меня свою дочь для того только, чтобы обратить меня в католичество?»
Маргарита продолжала:
— Люди бедные и ничтожные женятся по своему выбору.
— А особы королевской крови не имеют права так поступать, дочь моя.
—; Я убеждена, что принц Наваррский мне страшно не понравится.
— Я этого не думаю. Он похож на своего отца.
— Ну так что же?
— Вы найдете его очаровательным.
— Черт возьми! — прошептал Генрих Наваррский. — Я докажу принцессе, что я не уступлю другим, что я не хуже герцога Гиза.
Вспомнив о герцоге Гизе, принц испытал какое-то неприятное чувство и посмотрел на принцессу Маргариту.
«Маликан бессовестный лжец», — подумал он.
Обернувшись к де Пибраку, он спросил его, хотя шепотом, но резко:
— Вы видели герцога Гиза?'
Де Пибрак не ожидал такого резкого вопроса, он вздрогнул так, как старый боевой конь вздрагивает при звуке трубы.
— Отчего, ваше высочество, спрашиваете меня об этом?
— Оттого, что... говорят...
— Тс, ваше высочество, об этом мы поговорим в другой раз.
Королева Екатерина продолжала:
— Я получила письмо от королевы Наваррской, которая пишет мне, что она приедет в Париж недель через пять или шесть.
— Это очень скоро.
— И что она привезет с собою сына...
— Ваше величество, я покорюсь, если это необходимо, требованиям политики, — сказала принцесса Маргарита,— но до тех пор...
Принцесса остановилась.
— Продолжайте, дочь моя, — сказала королева.
— ...до тех пор, — продолжала Маргарита, — я буду вам очень признательна, если вы не будете говорить мне ни о королеве Наваррской, ни о ее сыне в одежде из грубого сукна.
У Генриха вырвалось движение досады.
— Я оденусь в шелка, милая моя, и тогда мы увидим...
Маргарита, без сомнения, хотела отпустить еще несколько колкостей по адресу принца Наваррского, не подозревая, что он так близко от нее, когда дверь снова отворилась.
Вошел паж. Генрих тотчас же узнал этого пажа. Это был хорошенький Рауль, который привел его во дворец час назад.
— Что тебе нужно, мой милый? — спросила королева.
— Ваше величество, — ответил Рауль, — господин Ренэ-флорентиец желает вас видеть.
— Ренэ! — воскликнула королева, и хмурое лицо ее повеселело.
— Да, ваше величество.
— Значит, он приехал?
— Приехал, ваше величество.
— Впусти его, Рауль, скорее!
Паж поднял портьеру, вошел Ренэ-флорентиец.
Ренэ был покрыт пылью. Воротник у него был помят, одежда в грязи, сапоги испачканы, перо на шляпе сломано. У него было вытянутое лицо и плачевный вид прибитого человека.
— Праведное небо! — закричала королева Екатерина. — В каком ты виде, Ренэ? Откуда ты явился?
— Из тюрьмы, ваше величество.
— Из тюрьмы! — воскликнула королева.
— Да, ваше величество. Никто не поверит, чтобы во Франции, в сорока милях от Парижа, человек, которому покровительствует ваше величество, был схвачен двумя провинциальными дворянами и трактирщиком, обыскан с головы до ног, связан и брошен в погреб, где он чуть не умер от голода и жажды.
— Ты бредишь, Ренэ.
— Нет, не брежу, ваше величество.
— А эти дворяне знали, как тебя зовут?
— Да, я им сказал свое имя и даже угрожал им гневом вашего величества.
— И они не упали к твоим ногам?
— Они прибили меня.
Глаза Екатерины засверкали от гнева.
— Ну, если это так, Ренэ, — то ты можешь быть спокоен — ты будешь отомщен!
«Эге!» — подумал принц Наваррский, наблюдавший из коридора.
— Эти дворяне будут повешены! — прибавила Екатерина.
Хотя принц Наваррский был храбр, но у него все-таки волосы встали дыбом и по телу пробежали мурашки.
X
Де Пибраку и в голову не приходило, что дворяне, которых хотела повесить королева Екатерина, были вблизи него — один в коридоре, а другой в его комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63