«Это в самом деле красивый господин, я в жизни не видела ничего красивее этих голубых глаз».
— Прекрасная барышня, — обратился, подходя к ней, Ноэ, — мой друг и я — мы в первый раз приехали в Париж.
— Этого не видно по вашим манерам, сударь,-- ответила Паола, у которой вновь мелькнула мысль найти мужа-дворянина.
Она улыбнулась, причем сквозь ее красные, как спелые июньские вишенки, губы сверкнули два ряда ослепительной белизны зубов.
Затем она прибавила:
— Однако вы, кажется, только что сказали, что знакомы с моим отцом?
— Да, синьора.
— Где же вы познакомились с ним, если вы в первый раз в Париже?
— В провинции, по дороге из Блуа в Орлеан.
Пока Ноэ беседовал с прекрасной хозяйкой лавки, Генрих Наваррский старался отвлечь внимание Го-дольфина, хрупкого и болезненного юноши, покупая помады и духи.
Но Годольфин, определяя цены товара, ни на минуту не терял из виду Паолу и Ноэ.
Ноэ фамильярно облокотился на прилавок и строил умильные глазки прекрасной хозяйке.
— Честное слово дворянина, — говорил он шепотом, — я не могу понять, прекрасная барышня, как такой могущественный человек, как ваш отец, может находить забаву в продаже благовонных товаров на мосту Св. Михаила.
— Мне это так же непонятно, как и вам, — вздохнула Паола.
— Еще менее понятно, как такая красивая девушка, как вы, место которой в Лувре, проводит все время здесь?
Паола снова вздохнула, но ничего не возразила, она взглянула заблестевшими глазами на белокурого Ноэ, который сказал ей тихо:
— Вы так прекрасны, синьора, что можете свести с ума даже святого.
— Тс, — остановила она его шепотом и указала на Годольфина, который от злости кусал себе губы.
— Пойдем, друг мой Ноэ, — обратился к нему принц Наваррский, покончивший со своими покупками. — Ну что же, ты идешь?
— Идем, — ответил Ноэ, которому, по-видимому, жаль было отойти от прилавка прекрасной флорен-тийки.
— Милостивый государь, — сказала она, презрительно протягивая руку, чтобы взять золотой, который принц положил на прилавок, — вы сказали мне, что знаете моего отца, не так ли?
— Да, синьора.
— И вы познакомились с ним в провинции?
— Да.
— По дороге из Орлеана в Блуа?
— Совершенно верно.
— Но вы не сказали мне, ни где, ни когда?
— Три дня назад, в гостинице, — ответил Ноэ, — и я был бы очень вам благодарен, сударыня, если бы вы передали ему от нас поклон.
— Я передам ему, как только он приедет. Позвольте узнать ваше имя, сударь?
— Ноэ, беарнский дворянин.
Паола поклонилась.
— Если бы я знал, когда я могу застать его...— продолжал Ноэ, бросив пламенный взгляд на молодую девушку.
Паола вздрогнула.
—...то пришел бы засвидетельствовать ему свое почтение, — докончил Ноэ.
— В сумерки вы всегда можете застать его,—ответила Паола. — Приходите после сигнала «тушить огонь», и вы застанете его.
Ноэ поклонился, взял под руку принца, в последний раз взглянул на флорентийку и вышел из лавки, тихо говоря своему спутнику:
— Пойдем в Лувр. Господин де Пибрак, положим, несколько удивится нашему визиту.
Молодые люди ушли, а Паола вышла из-за прилавка и направилась обратно в комнату за лавкой, откуда она вышла, увидев входящих молодых дворян. Но Годольфин пошел ей навстречу. Странное жалкое существо было бледнее, чем обыкновенно, его тонкие губы дрожали от волнения и злости.
— Синьора, — сказал он, с решительным видом остановившись перед молодой девушкой, — сегодня вы опять нарушили приказание вашего отца.
— Что за беда! — надменно сказала она.
— Вы знаете, что мне приказано наблюдать за вами.
— Тебе? — сказала она с видом глубочайшего презрения.
— Мне, — повторил Годольфин.
— То есть отец приставил тебя ко мне в качестве шпиона и приказал доносить ему, как я провожу каждый день и каждый час.
— Ваш отец мой господин, и я повинуюсь ему.
Паола взглянула на молодого человека, опустившего глаза, и он вздрогнул с ног до головы под ее сверкнувшим взором.
— Признайся лучше, презренный, что другая причина побуждает тебя исполнять в такой точности приказания моего отца.
При этих словах бледное лицо Годольфина вспыхнуло и подавленный крик вырвался из его груди.
— Сжальтесь, — пробормотал он, сразу меняя выражение и падая на колени, — сжальтесь, я буду молчать.
— Презренный глупец! — продолжала Паола со все возрастающим негодованием. — Неужели ты мог надеяться, что я полюблю тебя когда-нибудь?
— Сжальтесь, Паола, сжальтесь! Сказав это, Годольфин встал.
— Я не слуга, Паола, я приказчик.
— Ты был лакеем. Отец мой подобрал тебя неизвестно где...
— Возможно, но...
Нечто вроде рычания вырвалось из судорожно сжатого горла Годольфина. Его голубые глаза засверкали, и он гордо откинул голову назад.
— Не знаю почему, — сказал он, — но мне кажется, что в жилах у меня течет благородная кровь.
Паола пожала плечами и презрительно засмеялась.
— Берегись, Годольфин, — сказала она. — Если ты будешь продолжать шпионить по приказанию отца, то я найду какого-нибудь дворянина, который переломает твои хрупкие кости так, что из них можно будет приготовить месиво для собак короля Карла.
Паола гордо прошла мимо Годольфина, который дрожал всем телом, и скрылась в комнате за лавкой, вход в которую был воспрещен приказчику парфюмера Ренэ.
Годольфин упал на скамейку, обхватив голову руками, и прошептал:
— О! Я ненавижу ее и люблю. Я хотел бы убить ее... и я отдал бы свою жизнь за один ее поцелуй.
И это странное существо, разрыдавшись, царапало ногтями себе грудь.
VII
Между тем Генрих Наваррский и Ноэ, выйдя из лавки парфюмера Ренэ-флорентийца, перешли мост Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63