— И я буду счастлив?
— До тех пор, пока...
— Кто сделается причиной моего несчастья?
— Женщина. И эта женщина — твоя дочь. Она сделается причиной твоей смерти в тот день, когда ты перестанешь быть купцом, а она выйдет замуж за дворянина.
— Видишь, — мрачно прибавил Ренэ, — я держу лавку только потому, что не хочу умереть, и потому же... ты никогда не выйдешь за дворянина.
— Но цыганка, быть может, ошиблась, отец? — сказала Паола.
— Нет, потому что все, что она мне предсказала, сбылось в точности.
Паола опустила голову, и слеза скатилась с ее длинных ресниц к ней на руку.
— Понимаешь теперь, — продолжал парфюмер, — почему я настаиваю, чтобы ты оставалась здесь и приставил Годольфина стеречь тебя.
— О, я ненавижу Годольфина! — воскликнула Паола.
— Я также, — прошептал Ренэ, — но я прочел в небесных светилах, что если Годольфин умрет, то я лишусь своего могущества.
— Боже мой, Боже мой! — с отчаянием воскликнула Паола.
Она понимала, что суеверие ее отца было непреодолимым препятствием.
— Полно! — сказал парфюмер прежним грубым и ворчливым голосом. — Вместо того, чтобы плакать, глупенькая, помолись и ложись спать. А я натяну свой парадный кафтан и отправлюсь в Лувр.
Ренэ встал и поднялся по витой лестнице, которая вела на второй этаж, где помещалась его комната. Он пошел одеваться.
Быстрее молнии Паола подбежала к двери уборной и хотела уже отворить ее, чтобы выпустить Ноэ, как в наружную дверь лавки постучался Годольфин и крикнул:
— Это я, Паола!
— Боже мой!—прошептала молодая девушка.— Я пропала!
Она отворила дверь Годольфину. Странный приказчик парфюмера Ренэ принес полукафтан.
— Отец наверху, — сказала ему молодая девушка. — Снеси кафтан туда.
Но точно нарочно все сложилось таким образом, чтобы подолее удержать Ноэ в засаде: Ренэ сошел вниз.
— Дай кафтан, — сказал он, — запри ставни в лавке и ложись спать. На колокольне Сен-Жермен л'Оксеруа уже пробило десять часов.
Ренэ надел новый кафтан, прицепил шпагу, взял шляпу, плащ и вышел, поцеловав дочь на прощание в лоб.
Годольфин в точности исполнил приказания хозяина: запер лавку и задвинул все задвижки.
«Боже мой! — думала Паола. — Неужели же этому дворянину придется провести ночь здесь?»
Годольфин вытащил из-под прилавка матрац и одеяло и приготовил себе постель на полу.
— Покойной ночи, Паола, — сказал он, бросив на девушку долгий взгляд.
— Доброго вечера, — сухо ответила Паола.
Она вошла в будуар, заперла дверь на задвижку, опустила тяжелую портьеру и побежала открыть дверь Ноэ.
— Уф! — тихонько вздохнул молодой человек.— Я чуть было не задохся здесь.
— Ах, сударь, — сказала Паола, — как вы выйдете отсюда?
— Черт возьми, — сказал Ноэ, — это мне кажется довольно трудно.
— А завтра мой отец вернется. Быть может, даже он воротится сегодня ночью... Боже мой! Боже мой!
— Ну, не беспокойтесь, — возразил Ноэ, — я выпрыгну в окно.
— Окно выходит на Сену.
— Я умею плавать.
— Но вы убьетесь, когда будете прыгать.
— Есть у вас веревка? — спросил смелый товарищ принца Наваррского.
Паола тихо вскрикнула от радости.
— Да, да! — сказала она. — Там, наверху, в лаборатории.
И легко, как вспугнутая лань, она взбежала по лестнице и воротилась через несколько минут с прекрасной, совершенно новой веревкой, толщиной в мизинец.
— Она слишком тонка, — сказал Ноэ, — но, кажется, достаточно крепка.
Паола отворила окно, и молодой человек привязал веревку к петле ставни.
— Теперь, когда все уже готово к моему бегству, мне кажется, у нас есть время поговорить.
— Нет, нет! бегите, — сказала испуганная Паола,— мне страшно, вы слышали, что говорил отец?
— Еще бы.
— Вы видели, что он суеверен?
— А вы?
— Я не верю этим глупым предсказаниям.
— Ну, так будем любить друг друга во мраке и втайне, — сказал Ноэ, целуя молодую девушку. — Вы увидите, что отец ваш останется в добром здравии.
— Но...
— Ах, — перебил ее Ноэ тоном капризного ребенка, — если вы не дадите слова, что мы опять увидимся, то я вскочу на подоконник, а оттуда прыгну в Сену, не коснувшись веревки, и разобью себе голову об устои моста.
— Да вы с ума сошли!
— Честное слово.
— Но ведь это безумие.
— Пусть.
— И я не хочу.
— Позвольте мне прийти завтра.
— Сюда? Вы этого хотите?
— Без сомнения.
— Но Годольфин не уйдет.
— Это мне безразлично. Так как я ухожу в окно, то могу и прийти обратно этим же путем.
— Но... это невозможно!
— Нет? А вот увидите! Завтра вечером, когда Годольфин заснет, я сяду в лодку, проеду под мостом, и в ту минуту, когда буду проезжать мимо вас, вы бросите мне веревку, я ухвачусь за нее и оставлю лодку под мостом.
— Но по веревке труднее взобраться, чем спуститься по ней.
— Я это предвидел.
Говоря таким образом, Ноэ подносил руки Паолы к своим губам и покрывал их поцелуями.
— Довольно, перестаньте, ветреник! — останавливала она его, смеясь.
— Я принесу шелковую лестницу, которую прикреплю к веревке. Вы втянете веревку и прикрепите лестницу к окну. Таким образом, я войду к вам так же легко, как по большой лестнице Лувра.
Паола все еще колебалась.
— Ну, что, решено? — настаивал Ноэ. — Раз, два... Если вы дадите мне сосчитать три, я исполню свою угрозу.
— Остановитесь! — сказала Паола с ужасом. — До завтра.
Ноэ обнял ее и крепко поцеловал.
— До завтра, — повторил он.
И, схватив веревку и обвив ее вокруг ног, Ноэ начал спускаться.
Сердце Паолы сильно билось в течение нескольких секунд. Она видела, как Ноэ быстро спустился по веревке, коснулся поверхности воды и исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63