— Генрих,— сказал последний,— умоляю вас, будьте осторожнее.
— Обещаю, хотя я ничего не опасаюсь.
— Не забывайте, что бежать позорно только с поля битвы, а когда за кем-нибудь волочишься, то в случае опасности должно бежать,— прибавил молодой человек.
— Ноэ,— сказал темноволосый всадник,— ты с твоими нравоучениями становишься несносен. Спокойной ночи.
Он закутался в свой короткий плащ, надвинул шляпу, украшенную белым пером, по самые глаза, ощупал висевший у него сбоку кинжал и с быстротой козы пустился бежать через лесную чащу.
Через четверть часа он достиг замка.
Бомануар не имел мрачного вида средневековых жилищ, увенчанных башнями, окруженных толстыми зубчатыми стенами и глубокими рвами.
Это был скорее добротный деревенский дом, расположенный в трех милях от Нерака, и обитатели его, по-видимому, мало заботились о принятии мер предосторожности, которые в эти смутные времена междоусобных войн и политических неурядиц обыкновенно принимались всеми.
Крепкая дубовая дверь и две здоровые пиренейские собаки — вот и вся охрана от воров и неприятеля. Темноволосый всадник вышел из чащи на аллею грабов в десяти саженях от главного фасада, затем, вместо того, чтобы пройти мимо, он приложил два пальца к губам и свистнул таким образом, как свищут пастухи, пасущие стада на высокогорных равнинах, когда зовут друг друга. Затем он отбежал к группе деревьев, окружавших замок, растянулся на земле и стал ждать, глядя на замок, где все, конечно, спали, потому что там не было видно огня.
Прошло несколько минут. В нижнем этаже одной из башен мелькнул свет и тотчас же потух, как быстро промелькнувший метеор.
Герой наш встал, осторожно двинулся вперед, все время держась в тени деревьев.' Он обошел башню замка и остановился у южного фасада, обращенного к горам.
В эту минуту огромная собака, лежавшая на траве, кинулась к нему с горящими глазами и разинутой пастью, приготовившись зарычать от злости.
— Молчи, Плутон,— тихо сказал молодой человек,— это я.
Собака, без сомнения, узнала его, потому что начала лизать ему руку, стала вилять хвостом от удовольствия и снова спокойно улеглась на прежнее место.
В это время над головой молодого человека неслышно распахнулся ставень, и шелковая лестница упала к его ногам. Он ухватился за нее обеими руками и с быстротою кошки вскарабкался по ней до раскрытого окна.
Когда он перескочил через подоконник, две белые, как снег, надушенные ручки обняли его и увлекли в глубь комнаты.
— Ах, дорогой Генрих! — прошептал свежий молодой голосок, которому любовь придавала невыразимую гармонию.— Как вы запоздали сегодня!..
Товарищ Амори де Ноэ очутился в прелестной комнатке, носившей в то время название интимной приемной, позже переименованной в будуар.
Гипсовая лампа распространяла таинственный свет и освещала картины итальянской школы, флорентийскую бронзу, восточные ковры и большие дубовые кресла с роскошной резьбой. Волшебница-хозяйка этого помещения, после того как осторожно закрыла окно и втащила лестницу обратно, уселась в одно из кресел.
Молодой человек встал перед нею на колени и взял обе ее руки.
Это была женщина лет двадцати четырех — двадцати пяти, белокурая, как Рафаэлевская Мадонна, и белая, как лилия; цветок севера, перенесенный под жгучие лучи юга; голубоглазый демон, насмешливая улыбка которого выдавала беарнское происхождение и высокое общественное положение.
Женщину, перед которой наш герой опустился на колени, звали Дианой-Коризандрой д'Андуен графиней де Грамон.
— Диана, прекрасная моя Диана! — шептал юноша, поднося белые надушенные ручки графини к своим губам.— Зачем вы хмурите так ваши белокурые брови и смотрите на меня сердито, упрекая, что я запоздал?
— Однако, взгляните на часы,— ответила она, улыбаясь и указывая рукой на стоявшие в углу часы.— Генрих, дорогой мой, ведь теперь уже два часа утра.
— Правда, дорогая моя. Ноэ заплатит мне за это, это он всегда задерживает меня.
Графиня нежно посмотрела на молодого человека.
— Ах, Генрих, ты все забываешь, что у нас теперь июль и в три часа уже светло. Подумай, дорогой мой, ведь твоя Коризандра погибнет, если тебя встретят на рассвете в окрестностях Бомануара. Он убьет меня,— добавила она шепотом.
— О, посмотрим! — воскликнул молодой человек, гордо сверкнув глазами.— Разве я не с тобой!
— Я принадлежу ему,— вздохнула она, поникнув головой,— и если бы у него зародилось малейшее подозрение, о, клянусь тебе, Генрих, что, хотя ты и принц, но он был бы способен убить тебя.
Генрих улыбнулся.
— Ты забываешь, Диана, бога, охраняющего нас, бога влюбленных...
Он взял обеими руками ее голову и поцеловал ее в лоб.
Затем он грустно добавил:
— Бедная Диана, ты не подозреваешь, что я пришел проститься с тобой; я уезжаю на целый месяц...
— Проститься! Ты с ума сошел, Генрих? — с ужасом вскричала графиня.
— Увы, нет, друг мой.
— Но это невозможно... зачем прощаться...
— Я уезжаю, я покидаю Нерак. Так хочет моя мать; она приказала мне...
— Куда же ты уезжаешь, боже мой? — воскликнула, задрожав и побледнев, Диана д'Андуен.— Куда ты едешь, Генрих?
— В Париж, к французскому двору...
— О, не езди туда, Генрих, не езди! — быстро произнесла молодая женщина с ужасом.— Ты гугенот, дорогой мой принц, с тобой случится несчастье.
— Не волнуйтесь,— сказал Генрих Наваррский.— Успокойтесь, дорогая Диана, я уезжаю в Париж инкогнито. Какая тому причина — не знаю. Королева, моя мать, передаст мне завтра запечатанный конверт, который я должен вскрыть по приезде в Париж. Мне известно только, что я уезжаю без свиты, с одним Ноэ, и должен остановиться в Париже на улице Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63