Дед осторожно поставил Суна на пол возле пораженного Коли. Сун слабо улыбнулся разбитыми в кровь губами. Коля взял друга за руку. Сун пожал руку и оперся на нее, держась другой рукой за деда Коптяя.Брынза, захлебываясь, доложил о поимке партизанского разведчика.— Говоришь, Остряков убежал? Жаль! Погоня послана?— Так точно!— Тогда он далеко не уйдет. — Жирбеш подошел к пленникам.— Ну, старик, теперь и твоя жизнь и жизнь этих детей зависит от тебя. Расскажешь, где фабрика бомб, где сейчас Остряков, — наградим и отпустим. А не то… Брынза!— Есть Брынза!— Завтра к утру чтобы на площади стояла виселица.— Качели, стало быть! Ха-ха-ха!— Молчи, скотина! Вон!Бледнолицый офицер не спускал глаз с деда Коптяя, как только тот вошел. Дед Коптяй спокойно выдерживал этот пристальный взгляд. Тогда бледнолицый офицер обратился к Жирбешу:— Я прошу разрешения задать этому старику несколько вопросов. По всей видимости, это мой старый знакомый.— Да? Сделайте одолжение!— Фамилия? — спросил бледнолицый офицер.— Коптяем кличут.— А подлинная, настоящая?— Запамятовал.— Запамятовал? Так я тебе напомню. Семен Косцов тебя кличут. Так, кажется?Коптяй усмехнулся:— И так когда-то звали.— Молодец, что не запираешься! — офицер победоносно посмотрел вокруг и, встретив одобрительный кивок Поддера, продолжал: — Теперь скажи, давно ли вернулся с каторги?— Давненько.— Отсидел срок?— Нет, бежал.Поддер, которому Жирбеш переводил допрос, в волнении поднялся:— О! Большевики вовлекают в свои ряды каторжников? Это сообщение будет передано во все цивилизованные страны. Продолжайте, прошу вас!— За что был сослан на каторгу?— За мягкое сердце, ваше благородие. Ну, что говорить, вы ведь и так знаете. Я вас тоже сразу признал. Уж больно вы на своего папашу покойного похожи.— Брось! Не разжалобишь! Говори все как было!— Да разве вашу породу разжалобишь? Эх!.. Что ж, извольте, скажу все. Сослали меня за то, что сжег усадьбу вашего папаши. Тогда вы вот такой еще были, как эти мальчонки. Ну, я и пожалел вас с матерью. Ну, а на суде вы меня признали…Жирбеш переводил американцам слова деда Коптяя. Поддер торопливо записывал в блокнот.— Спросите, — обратился он к Жирбешу, — что заставило его совершить это преступление?Жирбеш перевел старику вопрос.— И это скажу, если желаете. Случилось это вот так же, как сейчас. Наехали каратели с ихним папашей во главе и стали стрелять в народ. Что народу положили в нашем селе! Ну вот я и хотел хоть немного отквитать…Бледнолицый офицер ударил по столу.— Лжешь! Ты убил моего отца!— Не довелось быть такому счастью. Говорили, что его кузьминские мужики пришибли, когда он в ту ночь бросил вас с матушкой, а сам шкуру свою спасти хотел.…Солнце зашло. Комната слабо освещалась алым отблеском заката. Ординарец Жирбеша внес зажженную лампу. Пока он устанавливал ее на столе среди тарелок и арбузных корок, в комнате стояла тишина. Вошел дежурный офицер. Щелкнув шпорами, он отрапортовал:— Поиски второго партизанского мальчика-разведчика пока не увенчались успехом. По всем дорогам разосланы патрули, усилены секреты. Задержано восемь подозрительных крестьян, шедших в село из тайги.Коля крепко сжал руку Суна и шепнул:— Хотели Левку поймать!— Не разговаривать! Увести этих оборвышей!— Берись за шею, донесу, — сказал Коля еле стоявшему на ногах Суну.Коля поднял Суна и вынес его из комнаты.Бледнолицый офицер продолжал допрос деда Коптяя.— Вижу, что за долгие годы ты совсем не раскаялся, — сказал он.— Неправда, ваше благородие. Был такой грех — раскаялся. Как зверь в лесу, один жил. Думал, что плетью обуха не перешибешь, а вышло, что без меня перешибли. Пока я в тайге хоронился, народ всем миром поднялся. Теперь вам крышка, господа. Я народ предавать не буду… Такого греха на душу не приму, — старик шагнул к столу.Несколько офицеров выхватили револьверы. Брынза и ординарец Жирбеша схватили было деда Коптяя за руку, да отлетели оба в разные стороны. Дек Коптяй был страшен в эту минуту, от его голоса дрожали стекла.— Погубили всех! Сына, жену, брата. Помощи теперь просите, Иуды! Будьте вы прокляты! — Коптяй внезапно умолк и, помолчав, уже совсем тихо сказал:— Это мое последнее слово.Над головой деда Коптяя стреляли из пистолета, ему связали руки и били шомполами, но он молчал. Поздно ночью его втолкнули в сарай. Коля и еще кто-то из арестованных помогли ему добраться до вороха сена. И только здесь дед Коптяй, наконец, заговорил.— Развяжите руки, — попросил дед Коптяй.Коля, обламывая ногти, стал развязывать узлы веревок на руках деда и утешать его, передавая рассказанное Суном:— Вот увидишь, дедушка, Левка приведет шахтеров! Ну, тогда мы дадим перцу белякам и американцам! Ишь, гады, по двадцать человек на одного набрасываются!— Нет ли табачку у кого? — попросил дед Коптяй. — Мой-то отобрали.Табак нашелся. Старик закурил.Несколько раз за ночь кого-нибудь уводили на допрос или приводили с допроса. Коля и Сун дремали возле деда Коптяя. Но лишь звенел дверной запор, они вскакивали с одной мыслью: «Не Левку ли поймали?» Наконец под утро все в сарае забылись тревожным сном. Не спали только дед Коптяй да учитель с женой. Женщина плакала. Муж утешал ее, повторяя:— Пойми же, Валя, пойми, иначе я не мог! Не мог я поступить иначе!..Необыкновенно медленно проходила эта ночь. Но прошла и она. По стенам побежали солнечные зайчики, запахло дымом, где-то за дверью смеялись солдаты, звенела бадья, лилась в колоду вода, фыркали кони…На площади, еще серебряной от инея, металась зловещая тень от виселицы: десять солдат под руководством Брынзы поднимали ее под лучами ласкового утреннего солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64