— Прошу садиться, господа!Левка обернулся.— А вы продолжайте свое занятие! — зловеще произнес Жирбеш.— Извините, Петр Андреевич, я не заметил, как вы вошли.— Сделайте выговор своему камердинеру. Он должен был предупредить вас.В классе снова засмеялись.— Почему же все заметили мой приход и только вы явили исключение?Левка стоял, покусывая губы.— Видите, господа? Его светлость Остряков не изволит с нами разговаривать. Может, удостоите промолвить хоть слово? — Жирбеш насмешливо поклонился.Левка молчал, зная, что любой его ответ вызовет новые насмешки, а он не хотел смешить Жирбеша и скаутов, которые со злорадством наблюдали за ним.Каждый день Левка приходил в свой класс, как во вражеский лагерь: здесь все ученики, кроме него, состояли в скаутской организации. Долгое время скауты старались и Левку переманить на свою сторону, но тот всегда, как только заходил об этом разговор, отвечал презрительной насмешкой. Наконец скауты прекратили свои попытки завербовать Острякова, и между ними установилась постоянная глухая вражда. Эта вражда прорывалась вот так, как сегодня, или же во время частых битв между скаутами и подростками с рабочих окраин, когда Левка неизменно выступал впереди отряда ребят с Голубиной пади.С минуту в классе стояла напряженная тишина. Жирбеш хрустел своими длинными пальцами и выжидающе смотрел на Левку. Вдруг Жирбеш побагровел:— Ты не желаешь со мной разговаривать?— Я не знаю, что мне говорить. Я все объяснил и теперь не знаю…— Не знаю! Ты, из милости принятый в общество благородных людей, должен держаться тише воды, ниже травы! А ты словно владетельный принц!— Принц!— Вшивый принц! — раздались голоса.— Тише, друзья, — Жирбеш поднял и опустил руку. — Давайте говорить спокойно. Давайте напомним нашему сокласснику, что мы не потерпим его большевистских выходок. Напомним ему, что, по-видимому, влияние порядочного общества не пошло ему впрок и он следует по преступной дороге своего ничтожного отца, который подстрекает тупую массу грузчиков к неповиновению и бунту. Восстает против священных основ собственности, порядка, против самого господа бога!..Левка побледнел:— Мой отец не ничтожный человек. Он лучший механик в порту.— Что? Возражать мне?! Молчать! На место!Левка закрыл книгу и сел за парту.Жирбеш долго не мог успокоиться, он быстро ходил по классу, время от времени выкрикивая отрывистые фразы:— Забылись!.. Палка им нужна, кнут, а не гимназия…Наконец он остановился у кафедры и медленно опустил палец на раскрытый журнал.Класс замер.Жирбеш вызывал к доске «по жребию». Горе было тому гимназисту, на чью фамилию в припадке гнева опускался его костлявый палец с желтым ногтем: доставалось даже любимцам учителя.— Остряков!Левка встал и пошел к доске.— Я бессилен против судьбы. Видимо, Немезида карает меня за грехи, вынуждая выслушивать ваши ответы. Но делать нечего. Расскажите нам… — Жирбеш нахмурился, придумывая, какой бы каверзный вопрос задать Острякову.Взяв указку, Левка подошел к карте. Остряков ненавидел Жирбеша, но география была его самым любимым предметом.Левка ждал.Но Жирбеш, видимо, забыл о нем. Склонив голову набок, он прислушивался. С улицы, медленно нарастая, шел гул, словно с моря на город хлынули волны и, глухо урча, мчались по улицам. Гимназисты приподнялись на партах.Наконец взгляд учителя остановился на окне. Оно было неплотно прикрыто.— Почему не закрыто окно?— Не закрывается, Петр Андреевич, — вскочил дежурный.— Стоять весь урок! — приказал Жирбеш дежурному, а сам пошел к окну и стал изо всех сил давить на раму.Окно не прикрывалось. Тогда он открыл его и с такой силой захлопнул, что на пол посыпались осколки стекол. И сразу за этим тревожным звоном в класс ворвались «Марсельеза» и торжественные голоса медных труб. Свежий ноябрьский ветер начал листать страницы журнала и загнул угол карты.Несколько учеников подбежали к окну. Левка, все еще держа указку в руке, тоже выглянул из окна.Внизу, заполнив всю улицу, плыли красные полотнища, желтели трубы оркестра, мелькали кепки, шапки, платки.В знаменосцах, шедших за оркестром, Левка узнал отца и дедушку.— Ура-а! — закричал Левка и тотчас почувствовал боль в плече и уловил противный запах пота и каких-то духов. Так пахло от племянника Жирбеша Игоря Корецкого — скаутского заправилы.Корецкий и еще несколько скаутов оттащили Левку от окна.— Прекрасно! Великолепно! Волчонок почуял приближение стаи! — Жирбеш желчно засмеялся и сказал Левке: — Можете идти к вашим. Туда! — Жирбеш вытянул руку к окну и вдруг пронзительно закричал: — Вон! Чтобы духу твоего здесь не было!Левка стал поспешно укладывать книги в ранец. Подняв глаза, он заметил трусливую растерянность на лицах своих недругов.«Испугались! Испугались! Теперь будет все по-другому!» — подумал он.Левка вышел из класса и побежал по гулким коридорам гимназии.— Ты куда, Орешек? — встретил Левку в раздевалке сторож.Старик любил Левку. За независимый характер и частые стычки со скаутами он прозвал его Орешком.— Скорей шинель, Иван Андреевич!— Никак выгнали?— Жирбеш…— Пустяк все это, Орешек. Слышишь, как город заговорил? Шутка ли, рабочая власть утверждается. Запомни сегодняшний день. Орешек!— Запомню!— Ну беги, догоняй наших!— До свидания, Иван Андреевич! «ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ!» По улицам шли рабочие из портовых мастерских, матросы, грузчики. Поперек колонн на ветру упруго выгибались красные полотнища с надписями: «Вся власть Советам!», «Мир хижинам, война дворцам!»Перегоняя демонстрантов, бежали ребята. На Китайской улице Левка встретил своего друга Колю Воробьева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64