Пуля вошла в висок и вышла из затылка. Трое арестованных были прикованы наручниками к трубам водяного отопления, четвертый сидел связанный в кресле, а пятый лежал на носилках, пристегнутый ремнями и в наручниках. Наручники на всех диверсантах были защелкнуты, замки в порядке, а ключ лежал в кармане камуфляжки подполковника Тимашука.
— Почему же ты решил, что его убили? — спросил Ермаков.
— Он левша, а выстрел был в правую голову. И слишком малая наличность крови.
Сердце не качало. Когда они его убили, он уже был.
— Сивопляс, черт бы тебя! Ты сам-то понимаешь, что говоришь? Как они могли убить его, если были в наручниках и прикованы к трубам?
— Не могу знать, товарищ генерал-лейтенант. Загадка жизни.
— Уйти пытались?
— Куда? И дураку глупо. Бокс глухой. А в коридоре охраны было как селедок в бомбе.
Ермаков помолчал, обдумывая услышанное. Еще один крутой разворот сюжета. Как он должен реагировать на него? И вдруг понял: да никак. Его это не касается. Его вывели из дела? Очень хорошо. Теперь сами решайте свои проблемы. Он даже испытал нечто похожее на злорадство.
— Мои действия, товарищ генерал-лейтенант? — напомнил о себе Сивопляс.
— Где сейчас Тимашук?
— Трудно сказать. Смотря сколько у него было грехов.
— Я спрашиваю: где труп?
— В компрессорной. В холодильнике. Охрана снаружи, чтобы не вышло. Полковник Тулин настаивал доложить в округ, подполковник запретил исполнять. Так теперь что или как тогда?
Ермаков крупным глотком допил виски и жестом приказал сыну налить еще. Вопрос был очень серьезный. Доложить в округ означало передать захваченных диверсантов местным контрразведчикам. Тут же начнутся допросы. Что они смогут рассказать?
Иными словами: что они успели узнать?
— Сивопляс, слушаешь?
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
— Где диверсанты?
— В боксе. Сидят лежа.
— Ты на допросах присутствовал?
— Когда первый майор, нет. Когда второй, на недолго. Пока он меня не. А третьих он не успел.
— Какие майоры? — удивился Ермаков. — Откуда там взялись майоры?
— Майор Пастухов. И майор Перегудов, — подтвердил Сивопляс. — Подполковник сказал: поздравь. А мне они такие майоры, как свисток на Казанском вокзале.
Ермаков отметил, как при этих словах Юрий насторожился, но не придал этому значения.
— Про что они рассказали? — продолжал он расспросы.
— Про что видели. Про лабораторию. Про самолеты. Про инженера, как он матюгался и требовал водки. Грозил компьютеры перебить и зашифровать так, что сам не расшифрует. Мы даем, но он все мало, требует ящик.
— Так дайте ящик, пусть зальется! — раздраженно отсек Ермаков ответвление разговора от интересующей его темы. — Что за Центр — сказали?
— Нет. Уклонились за Пугачеву.
— Сивопляс! — гаркнул Ермаков. — Ты можешь говорить нормальным русским языком?
Что значит:
«Уклонились за Пугачеву»?
— А я каким говорю? — обиделся Сивопляс. — Он ему: «Что такое УПСМ?» А он ему:
«Миллион алых роз». Как еще можно более русским языком?
— "Миллион алых роз"? — переспросил Ермаков.
— Так точно. «Из окна видишь ты».
— Это слоган, — подсказал Юрий.
— Чтоб вас всех! — разозлился Ермаков. — Сивопляс, не отключайся. Что такое слоган? — обернулся он к сыну.
— Любая словесная формула. Чем проще, тем лучше. Попса для этого — в самый раз.
Защита при допросах с применением психотропных средств.
— Помогает?
— Практически нет. Только если доза маленькая. Или человек с очень сильной психикой.
— Значит, они все сказали, что успели узнать?
— Думаю, все.
— Слушай внимательно, Сивопляс, — распорядился Ермаков. — Полковнику Тулину передай: никаких докладов в округ. Второе: никто подполковника Тимашука не убивал. Понял?
— Никак нет.
— Он застрелился. Сам. Теперь понял?
— Так точно. Сам. С каких кочерыжек?
— С любых! От несчастной любви!
— Не проходит, товарищ генерал-лейтенант. Он уже был женатый на женщине. Лучше неосторожное обращение. Я ему предупреждал, что это ни к чему не приводит.
— Пусть так, — согласился Ермаков, — И последнее. Сейчас же свяжись с генералом армии Г. Доложи все, что доложил мне. Он примет решение и отдаст приказ. И полковнику Тулину, и тебе.
Ермаков продиктовал номер телефона приемной Г. и положил трубку. Он знал, какой приказ отдаст Г. Впрочем, этот приказ, вполне возможно, уже был отдан. Участь диверсантов была предрешена с самого начала. Приплетать сюда еще и убийство Тимашука — только ненужно усложнять и запутывать дело. Много они успели узнать или мало, не имело значения. Сколько бы ни узнали, все равно много. Они соприкоснулись с информацией смертельно опасной, как прикосновение к высоковольтным проводам.
У Ермакова был огромный опыт деловых переговоров. Успех их предопределялся тщательной подготовкой, предварительной проработкой всех вариантов. Но какой бы ни была подготовка, сами переговоры всегда содержали в себе элемент неожиданности. После каждой встречи Ермаков внимательно просматривал стенограмму или расшифровку магнитозаписи, а если переговоры не документировались, восстанавливал в памяти их ход, стараясь выделить наиболее важные моменты.
Так и теперь, откинувшись на спинку кресла-коляски и словно бы грея в руках тяжелый хрустальный стакан, он пытался понять, что его встревожило в этом телефонном разговоре.
При всей своей неожиданности сообщение Сивопляса о странной смерти подполковника Тимашука оставило Ермакова равнодушным. Смерть Тимашука, чем бы она ни была вызвана, ничего не меняла. Ермакову это было даже на руку. Г. утрачивал возможность непосредственно влиять на ситуацию в Потапове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109