Сколько бабок на твоем счету в Дойче-банке?
— Откуда ты знаешь про этот счет?
— Я задал вопрос. Не хочешь — не отвечай. Я и так знаю.
— Почему, отвечу. Мне нечего скрывать. Около ста тысяч марок. Хочешь знать, откуда они? Это валютные премии за контракты. Абсолютно законные.
— Не ври. Это недостойно тебя. На твоем счету шесть миллионов долларов. Они поступили три дня назад из Каирского национального банка. Они, может, и законные. Но закон этот — воровской.
— Шесть миллионов?! — Ермаков даже засмеялся. — Что за херню ты несешь? Какие шесть миллионов?
Юрий встал.
— Я, пожалуй, пойду. Выздоравливай, батя. Если что будет нужно, позвони.
— Сядь! — приказал Ермаков. — И переставь стул. Чтобы я мог тебя видеть.
Рассказывай все, что знаешь. Все!
Юрий придвинул вплотную к кровати стул, достал из кейса «ноутбук» и раскрыл перед отцом.
Потом включил его и сунул в приемное устройство дискету.
— Смотри сам. Я скачал это сегодня ночью из нашей базы данных.
— Ты с ума сошел! — поразился Ермаков. — Тебя же посадят!
— Посадят — буду сидеть. Смотри.
* * *
Генерал-лейтенант Нифонтов остановил запись, сделанную по заданию УПСМ опергруппой ФАПСИ, и вопросительно взглянул на полковника Голубкова:
— Ты знал?
— Да. Вчера вечером доложил Зотов.
— Почему сразу не подняли тревогу?
— Дежурил сам Ермаков.
— Он арестован?
— Нет. Я приказал делать вид, что никто ничего не заметил.
— Почему? Как вообще могло случиться, что в наши данные может заходить всякий кому не лень?
— Лейтенант Ермаков не всякий.
— Не имеет значения! И вообще! Этот разговор, как я понимаю, был вчера?
— Да, около десяти утра, — подтвердил Голубков.
— А почему мы слушаем его только сейчас?
— Это ты у меня спрашиваешь? Нифонтов вызвал помощника:
— Когда доставили пленку?
— Только что. Я сразу вам ее передал.
— Почему доставили не вчера — не спросил?
— Спросил.
— И что?
— Спецкурьера не было. Один в отпуске, другой уволился, а у дежурного жену увезли в роддом; Начальник его отпустил.
— Очень хорошо, очень, — покивал Нифонтов. — Не отпустить дежурного спецкурьера к рожающей жене — это было бы негуманно. Дети — наше будущее. И кто родился?
— Мальчик.
— Поздравь папашу от моего имени.
— Ему будет приятно это услышать.
— Надеюсь, — сказал генерал-лейтенант Нифонтов.
Помощник вышел.
— Да когда же это кончится? — спросил Нифонтов. — А, Константин Дмитриевич?
Сутки лежит оперативная запись! Сутки! Ну как можно так работать?
— Можно, как видишь. Работаем.
— Так и работаем! — загремел Нифонтов. — Тащимся за событиями, как баба за ишаком! Ползем, как ман… Как… Голубков с интересом выслушал сравнения, которые с минуту перечислял начальник управления, мирно заметил:
— У нас есть чем утешиться.
— Ну, чем?
— Наши контрагенты работают в таких же условиях.
— Тогда, конечно, все в порядке, — буркнул Нифонтов. — Лейтенанта Ермакова немедленно арестовать. Назначить служебное расследование. С этим нужно покончить раз и навсегда! Начальника охраны ко мне! — бросил он в интерком.
— Не спеши, Александр Николаевич, — остановил его Голубков. — То, что есть в нашей базе данных по «Госвооружению» и «Фениксу», Ермаков-старший и без нас знал.
— Там есть и то. чего он не знал. И не должен знать. Он вообще не должен знать, что мы занимаемся этим делом.
— И о предупреждении ЦРУ он наверняка не знал, — добавил Голубков. — Теперь знает.
— И что?
— Ты видел шифровку от Пастуха. О том, что в Потапово прибыла «Мрия». Есть и другая информация. Из Улан-Удэ вышел железнодорожный состав с модулями Су-39. Не нужно объяснять, что это значит?
— Не разговаривай со мной как с идиотом! Это значит, что готовится отправка новой партии истребителей.
— О том и речь. Вспомни, что тебе куратор сказал. «Мы не поставляем самолеты талибам». Значит, запретить загрузку и отправку «Мрии» ты не можешь. Не можешь даже приостановить. При всех твоих полномочиях. Как ты можешь вмешаться в то, чего нет? Не можешь, правильно? — Голубков помолчал и закончил:
— А Ермаков может.
— Если захочет, — сказал Нифонтов.
— Новость об операции ЦРУ заставит его очень серьезно об этом задуматься.
— Выходит, ты предполагал, что этот чертов лейтенант сразу побежит с дискетой к отцу?
— Нет, конечно. Но что случилось, то случилось. Глупо не попытаться извлечь из этого пользу. Включай.
Но вместо того чтобы пустить продолжение записи, Нифонтов отмотал пленку назад.
В динамике вновь прозвучал голос Ермакова-старшего:
« — Шесть миллионов?! Что за херню ты несешь? Какие шесть миллионов?»
Нифонтов снова вернул пленку, еще раз прогнал эти слова.
— У тебя нет ощущения, что он действительно об этих миллионах не знал?
— Как он мог не знать? — удивился Голубков. — Шесть миллионов долларов. Пустяк?
Просто лапшу на уши вешает сыну.
— Нужно будет показать пленку психологам, — отметил Нифонтов и нажал клавишу «Play».
В динамике зашуршало. Фон. Но запись шла. Высокочувствительная пленка фиксировала легкий гул работающего «ноутбука», шелест компьютерной клавиатуры, другие неясные шумы, выдававшие присутствие в зоне действия микрофона какой-то жизни. Потом щелкнуло, все стихло.
Минута.
Вторая.
— Молчит? — спросил Нифонтов.
Голубков приник ухом к динамику; послушал.
Подтвердил:
— Молчит.
* * *
Ермаков молчал. Угрюмо смотрел на пустой темный экран «ноутбука». В экране отражались сосульки волос на его низком лбу. Лицо было неподвижное, каменное.
Юрий понял, что отец ошеломлен и раздавлен тем, что узнал. Так же, как был ошеломлен и раздавлен он сам.
Ермаков действительно был ошеломлен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109