Или не закрутится, если успеет вмешаться их Центр. Судьба диверсантов не волновала Тимашука. Волновало другое: он останется ни с чем. С взорванной «Мрией». С невыполненным приказом. Ни с чем. И главное: только он будет виноват в том, что произойдет утечка информации. Этого ему не простят. И тут пахнет не понижением в должности. Тут пахнет случайным дорожно-транспортным происшествием со смертельным исходом или внезапным инфарктом.
— Сказать вам, что будет? — спросил Тимашук. Полковник обреченно махнул рукой.
— Сам знаю. Кончилась моя служба. Пойду на пенсию. Что делать. Рано или поздно это должно было случиться. И так полтора года переслужил.
— Вы не на пенсию пойдете, — возразил Тимашук. — Вас вышибут из армии без всякой пенсии. И это в лучшем случае. А скорей всего — пойдете под трибунал. А как вы хотели? Чем должна заниматься ваша часть? Охранять объект. Так вы его охраняете?
Пять сопляков парализуют огромный аэродром. Пять! А у вас целый полк!
— Они не сопляки, — хмуро сказал полковник. — Они диверсанты. И не просто диверсанты. И еще не известно, пять их или не пять.
— Это вы расскажете трибуналу. И добавите, что взяли их мои люди, а не ваши.
Потому что ваших мудаков они перебили бы и ушли. Все, полковник. У меня нет времени вас уговаривать. Идите и докладывайте. Запретить не могу.
Полковник снял форменную фуражку и большим клетчатым платком вытер лоб.
— Что же делать, Олег Николаевич? — растерянно спросил он. — Никогда в такую передрягу не попадал. Много чего повидал, но чтобы такое. Даже сейчас не могу прийти в себя.
— Скажите спасибо, что обошлось без трупов. Тут бы вам точно не избежать трибунала. Ничего не делать. Сошлетесь на меня. Я запретил докладывать. Речь идет о сохранении гостайны. Эта обязанность возложена на меня. Закончен разговор. Свободны, полковник.
Тулин потоптался, нахлобучил фуражку и вышел.
Гриб червивый. Как он до полковника дослужился? В молодости, видно, рвал удила.
И вот, пожалуйста. Итог жизни. Боже сохрани от такой судьбы.
Тимашук вызвал охранника и приказал принести из красного уголка или из телевизорной кресло. Любое. Лишь бы с подлокотниками и с высокой спинкой. И крепкое. Охранник кинулся выполнять приказ. Бегом. В команде Сивопляса все приказы выполнялись бегом. Как и положено в армии. Здесь вразвалочку не ходили.
Если бы такой порядок был во всей армии, это была бы другая армия. И другая страна.
Тимашук сел на верстак и закурил. Обычно он старался курить не больше пяти-шести сигарет в лень. Эта была уже десятая. Или двадцатая. Да, последняя в пачке.
Черт. Сейчас бы вернуться в гостиницу, сбросить пропотевший камуфляж, принять на грудь полноценные сто пятьдесят и завалиться спать. Часов на двенадцать. Добрать за недосып двух минувших сумасшедших суток. Но некогда было спать. Нужно было выжимать из удачи все до последней капли.
В кейсе, который он принес с собой из гостиницы, была видеокамера, диктофон и недопитая бутылка «Блэк лэйбла». Но пить было нельзя. Предстояла очень непростая работа. Допросить пять человек. На это может уйти вся ночь. Не просто допросить.
Вынуть из них все, что они знают. Для этого нужна ясная голова.
* * *
Тимашук умел делать эту работу. Не сказать, что любил, нечего там было любить, но уважал в себе умение профессионала. Он не раз делал ее в Берлине. Накануне вывода из ГДР Западной группы войск Берлин был затянут густым туманом предательства. Рушилось незыблемое, от хваленой дисциплины не осталось и следа.
Солдаты продавали и пропивали домкраты и запчасти к грузовикам, офицеры — сами грузовики, а генералы — автоколонны. Для западных разведок открылся Клондайк.
Особисты работали как грузчики. Какие там агентурные разработки и тонкие оперативные комбинации. Нужен был результат. Сегодня, сейчас. Подозрение приравнивалось к обвинению. Под подозрением были все. А сам Тимашук? Не затронула его душу всеобщая гниль, не обжигал искус? Еще как обжигал. И ему было с чем уйти на Запад. Он даже знал как. Сами собой, бесконтрольно складывались в сознании профессионально просчитанные схемы. Химеры бессонницы. Ночная игра ума.
И кто знает, какой малости не хватило, чтобы воспринять эту игру как практическую задачу.
В душевном смятении покидали советские офицеры со своими притихшими семьями обжитые военные городки уплывающей в историческое небытие Германской Демократической Республики. После благополучной жизни в ГДР их ждала незнакомая, страшная, разрушенная Россия. Подполковник Тимашук улетал с облегчением. Он выстоял. Он остался верным присяге. Вот только того, чему он присягал, больше не существовало. На этом месте в душе была пустота. Прошло время, прежде чем она заполнилась новым смыслом.
* * *
Ладно. Все это лирика. Нужно работать.
Принесли кресло. Тимашук осмотрел, покачал. Годится. Поставил в глубине бокса, спинкой к глухой стене. Установил в углу, на инструментальном стеллаже, видеокамеру, объективом на кресло. Потом проверил пистолет, вернул его в кобуру и вызвал Сивопляса:
— Давай сюда Пастухова!
* * *
Отдавая приказ переодеть арестованных в солдатские робы и рассадить по отдельным камерам, подполковник Тимашук преследовал две цели. Первая была практическая: осмотреть камуфляж, прощупать — нет ли вшитых ампул, радиозакладок, определить тип изделия, хотя бы примерный год выпуска. Могла обнаружиться фабричная метка или даже, если повезет, штамп воинской части. Вторая цель была психологическая: вырвать диверсантов из привычной жизненной среды, лишить малейшей иллюзии защищенности, оставить один на один с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109