В полном, господин Ермаков.
А это недопустимо. Абсолютно недопустимо. Если это все, что вы имели мне сообщить, не смею более нарушать ваш покой. Да пребудет над вами, дорогой друг, милость Аллаха.
— Это не все, господин Джаббар. Я попросил вас приехать, чтобы сообщить о другом. Мы не сможем осуществить очередную поставку в намеченный срок. Появились очень серьезные причины, которые мешают нам это сделать.
— Нет, господин Ермаков.
— Что значит — нет?
— Мы не можем согласиться с отсрочкой. Вы уже срывали поставки. И каждый раз у вас были серьезные причины. Аварии ваших транспортных самолетов — это серьезные причины. Мы с пониманием отнеслись к вашим трудностям. Но всему есть предел.
Лимит нашего терпения исчерпан, господин Ермаков.
— Но на этот раз… — Мы не сомневаемся, что и на этот раз причина очень серьезная. Нет, дорогой друг. Нам не нужны объяснения. Мы согласились заплатить за ваши самолеты почти… — Я знаю сумму контракта.
— Не вижу причин, почему не напомнить об этом. Вы получите за истребители девятьсот шестьдесят миллионов долларов. Почти миллиард, господин Ермаков. Из них двести миллионов уже получили. Мы даем вам цену, которую не может дать никто. Если она кажется недостаточной, это может стать предметом дополнительных переговоров. Но никаких новых отсрочек быть не может. Мы выполнили условия контракта, первый транш переведен нами точно в срок. Теперь ваша очередь выполнять свои обязательства. И вы их выполните. Тоже в срок. И вы знаете этот срок.
— Мы вернем предоплату.
— Сомневаюсь, что вы сможете это сделать. И нам не нужны деньги. Нам нужны самолеты. И мы их получим. Вы недооцениваете серьезность проблемы. Речь идет о нашей победе в священной войне. Афганистан должен быть очищен от скверны. И он будет очищен. Такова воля Аллаха. Мы несем большие потери. И военные, и политические. Мы вынуждены приостановить наступательные операции. Поэтому я говорю «нет». Российской стороне придется выполнить свои обязательства. Сделаете это вы или другой человек, для нас не имеет значения.
— Вы являетесь нашим главным партнером и можете добиться моего увольнения. Но это ничего не изменит.
— Вашего увольнения? Мой дорогой друг не услышал меня, когда я сказал, что наши снайперы не делают промахов никогда. Выздоравливайте, господин Ермаков. Вам сейчас нельзя долго болеть…"
Нифонтов выключил магнитофон. С недоумением спросил:
— Ты что-нибудь понимаешь? Девятьсот шестьдесят миллионов долларов. Это же три с лишним десятка штурмовиков! Как они собираются их вывозить? Тут одной «Мрией» не обойдешься. И где они возьмут столько «мигов»?
Голубков не ответил. Он напряженно мял подбородок, болезненно морщился. Наконец сказал:
— Я другого не понимаю. Такое впечатление, что в палате они не одни.
— Одни, — возразил Нифонтов. — С чего ты взял, что не одни?
— Показалось. Или не показалось? Включи компьютер. Досье Джаббара.
— Ты его видел. Крыша: представитель ОПЕК. На деле: доверенное лицо бен Ладена.
Но это мы и так знали. Что тебя интересует?
— Образ жизни, привычки, наклонности. Нифонтов вызвал на монитор текст:
— Читай. Никаких зацепок для вербовочного подхода. Ни девочек, ни мальчиков, ни рулетки. Увлекается соколиной охотой. У богатых арабов она популярна. Что ты высматриваешь?
— Какие сигареты он курит. Или сигары. — Голубков просмотрел файл и озадаченно покачал головой:
— Ничего нет. Странно. Вообще не курит?
— Наверняка покуривает гашиш. Но у них на Востоке это дело обычное. Или кальян.
В свое время мне приходилось курить. Отказываться от кальяна считается неуважением к хозяину дома.
— Он хотел закурить кальян в палате?
— Что ты, это целый ритуал!
— Тогда зачем же он вынимал зажигалку?
— Какую зажигалку? — не понял Нифонтов. — А ведь и в самом деле. Черт. Конечно же! Это была не зажигалка!
— Да, сканер. Или какой-то детектор. Джаббар просек прослушку.
— А Ермаков мог о ней догадаться, — закончил Нифонтов. — Так-так. Очень интересно. Очень.
Он перемотал пленку на разговор Ермакова с сыном. В динамике прозвучало:
" — И сейчас решается самый главный вопрос. Не хочешь спросить какой?
— Нет. Хватит с меня государственных секретов.
— Ты все же спроси.
— Ну, какой?
— Кто будет следующим Президентом России".
Нифонтов остановил запись и заключил:
— Он сказал это не сыну.
— Да, — кивнул Голубков. — Он сказал это нам.
* * *
Через два с половиной часа психологи управления выдали заключение.
"Анализ магнитозаписи выявил:
1. Нет сомнений, что реакция Ермакова на сообщение сына о шести миллионах долларов была рефлекторной и естественно-импульсивной. Характеристики речевых темпоритмов и модуляционной окраски голоса (резкость, преобладание мрачных тонов, элементы раздраженности) дают основание предполагать, что это сообщение стало для Ермакова доминантным при ведении всего дальнейшего разговора.
2. После того как Ермаков ознакомился с содержанием дискеты, в его речевых характеристиках прослеживаются новые элементы: некоторая замедленность, увеличение микропауз между словами и фразами. Это характерно для речи человека, который старается контролировать то, что он произносит. Этот самоконтроль становится преобладающим во время беседы Ермакова с человеком, которого он называет господин Джаббар. При оценке сущностного содержания этой беседы важно не только то, что Ермаков сказал, но и то, чего не сказал. Без владения в полном объеме информацией об участниках разговора и общим смысловым контекстом контакта сделать более определенные выводы не представляется возможным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109