Эх, как бы повеселились теперь! – Ахмет недобро улыбнулся. – Так говоришь, Цебеш чует тебя издалека?
– Не знаю. Может быть, чует... – Холодный ветер, подувший вдруг с перевала, заставил Ольгу вздрогнуть. «Уж ЭТОТ-то точно чует. Теперь он Цебешу решил помогать. Специально, чтобы наказать меня за обман... Ведь знает, гад, как я боюсь снова попасть Старику в руки».
– Учитель! Здесь кто-то шел недавно – я вижу следы... – донеслось снизу.
А ветер дул все сильнее и, словно в насмешку, кидал в лицо мелкий песок. На востоке из-за гор поднималась огромная луна багрового цвета.

Глава 25

Десять каноников священной римско-католической церкви, одетые в черные плащи с капюшонами, вошли в собор, неся перед собой горящие факелы. Пентаграмма вокруг алтаря, знак Зверя над царскими вратами, дрожащий огонь черных сальных свечей, чадящих приторным человеческим жиром.
Джузеппе Орсини, духовник покойного Великого Инквизитора Австрии и его правая рука, австрийский провинциал ордена Иисуса, вошел в зальцбургский храм. Его взгляд скользнул к скульптуре распятого Спасителя. Перевернутый Иисус... Джузеппе вздрогнул. «Непривычно, дико... Необходимо...» Он решительно направился к алтарю, сжимая в руке ритуальный обсидиановый нож.
Багровый свет луны в витражных окнах собора. Якоб Верт подал сигнал – пора начинать обряд.
С правой стороны к алтарю двинулась фигура, несущая белого, лежащего поверх черной мантии младенца. С левой стороны – другая фигура, несущая в руках потир – золотую чашу для евхаристии – превращения вина в кровь Христа.
Из-под потолка зазвучали трубы органа, завораживая, оглушая величием звука.

Молчат, когда играет органист,
И опускают вниз перо и шпагу,
Ведь он похож на белую бумагу –
Душою так же первозданно чист.
Он видит мир тем, что превыше глаз,
И извергает это через трубы
На тех, что так безжалостны и грубы,
На тех, что так беспомощны, – на нас.
На нас огонь, и лед, и божий глас –
В оцепененье, замерев, вкушайте.
Задумывайтесь, мучайтесь, решайте –
Он молится за каждого из нас.

«Господи! Ты слышишь меня? Ты знаешь, почему я играю. Знаешь для чего... Для спасения. Семью мою спасти от расправы! И этих безумцев, готовых пролить на Твоем алтаре невинную кровь, их тоже спасти... Ведь эта музыка не может сделать ничего плохого! Она лишь остановить их может, очистить души от скверны...
Спаси нас, Боже! Спаси от нас самих, если можешь. Останови их! Не должны, не могут они этого сделать!»

Через орган душа его кричит,
Пытаясь достучаться в наши души, –
Услышь ее, задумайся и слушай...
Орган рыдает, а Господь молчит.

Конрад наблюдал за домом весь день: они не сняли охраны. Даже в полночь, когда в соборе заиграл орган.
И он вдруг со всей отчетливостью понял, что их никто не отпустит. Что если Сатана все же придет, то они никого не будут жалеть, забыв обо всем, что обещали. А если у них ничего не получится, то тогда уж тем более – все свидетели будут убиты.
Гул шагов по мостовой. Музыкант замер, притаившись в тени. В дверь дома Себастьяна кто-то стучался.
Шляпа. Плащ. Шпага. Офицер! Сердце Конрада учащенно забилось. Сейчас он отдаст приказ, и их всех зарежут. Как и того ребенка, которого на алтарь...
До двери, которую открыл перед офицером один из стражников, было меньше десятка шагов.
«Подбегу, пока они отвлеклись. Этого, в плаще, стилетом в спину. Потом одного охранника из пистоля. Со вторым как-нибудь справлюсь... Только бы успеть, пока не закроется дверь... Что они там?»
Офицер зашел в дом, оставив дверь открытой.
«Неужели у меня все получится?»
Подкравшись к самой двери, сжав в правой руке стилет, а в левой пистоль, он заглянул внутрь. Спина офицера. Стоит, прислонившись боком к стене, ковыряя ногтем в зубах. Залихватски закрученный ус, небритая щетина, обручальное кольцо на пальце, запах духов и давно немытого тела...
Настоящий, живой человек, в которого так страшно втыкать слепое железо. Даже в спину, когда он не видит, а оба солдата охраны не смотрят на него, склонившись над развернутым свитком...
«Ну же! Сейчас они дочитают до конца и пойдут убивать Эльзу, ее детишек... Неужели нельзя спасти одних, не убивая других?.. Если им сейчас прикажут, они задумываться не станут... А если не прикажут?»
Один из солдат поднял голову.
«Все. Опоздал... Хотя еще можно успеть. – Конрад сжал покрепче стилет, замахнулся... – Нет. Не могу. Почему я такой трус, боже?»
– Так, значит, снять охрану?
– Да. По приказу архиепископа.
«По приказу... Снять охрану? Господи! Как хорошо, что я не ударил». Конрад облокотился о стену. Его била мелкая дрожь.
– Герр офицер! Кто это там у вас за спиной?
Офицер оглянулся.
– О! Ночной гость?.. – плотоядно улыбаясь, офицер схватился за шпагу. – Фрау Эльза, не к вам ли?
Конрад видел все словно в тумане. Его хватило только на то, чтобы незаметно сунуть стилет в карман камзола и спрятать пистоль за спину.
«За ношение пистоля штатским лицам в Зальцбурге, кажется, отрубают руку?»

Перебравшись по шаткому мостику на другую сторону расщелины, Ольга облегченно вздохнула.
– Ну, тут их и задержать можно. Ох, сколько прихвостней Цебеша ляжет... – азартно потер руки Ходжа.
– Мы не в «кто больше убьет» играем, – одернул его Ахмет. – Надо уничтожить мост.
– Но...
– Ты пристрелишь одного, двоих. Еще кого-то зарубишь... Но их сорок! Задавят массой.
– Кишка тонка. Это ж крестьяне. Разбегутся при первой опасности.
– Нет, Ходжа. Это фанатики, – вмешалась Ольга. – Я знаю, какой властью над душами обладает Цебеш. Если он прикажет, эти люди бросятся на тебя, даже зная, что им грозит верная смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111