Венеция достойна того, чтобы на нее посмотреть».
«Интересно, что глазами я не вижу Сатаны. Но какой-то зрительный образ присутствует постоянно. Он во мне, но в то же время мы словно в одном доме: он может прийти, уйти, подмигнуть, взять за руку... И уже не просто разобраться, что я к нему испытываю: отвращение, ненависть, страх? Он просто чужой. Замкнутый в себе и расчетливо-холодный. Не услышит того, что не хочет услышать. Никогда не пустит в себя. Кажется, даже за версту не подойти. И это притом, что сам всегда во все вмешивается, все ему надо... Он здесь, но как на другой планете... Только бы он Ахмету помог. Это – единственное утешение. Иначе ведь все, совсем все будет зря...»

– Шпрехен зи дойч?.. Эй, фройлен! Гизихтом об тиш тебя!.. Может, вы по-славянски разумеете, а? – Матиш бессильно развел руками. – Спрашивать у них о чем-то – все равно что разговаривать с птицами. Щебечут что-то свое. Руками машут. Тьфу, куры пешеходные. Итальянская бестолочь!
– А вот, смотри, – схватил его за плечо Милош. – Та старуха, что с корзиной белья, не просто машет рукой. Она словно показывает на кого-то. Может, поняла-таки, чего мы хотим от них?
Слушавший старуху Бибер, словно уловив в ее лопотании какой-то смысл, радостно кивнул и направил лошадь на другой конец улицы, к оборванцу, дремавшему у разогретой утренним солнцем каменной стены.
– Скажи-ка, любезный, не видел ли ты чего необычного в городе за последние три дня? – спросил он, склонившись со взмыленной, еще не до конца отдышавшейся лошади. Жакомо Питти вздрогнул от неожиданности и, моргая спросонья, удивленно уставился на подъехавших к нему всадников.
– По-моему, этот тоже ни черта не понимает по-немецки. Может, бабка показывала не на него, а на вон того старикашку? – обратился по-немецки же к Матишу Милош.
– О, господа! Так вам нужен переводчик? Простите мне мое неважный акцент и это... Я понимай. Только не очень четко говори по-вашему. Моя прабабка был из Франкфурт, – затараторил итальянец по-немецки. – Я есть очень рад, если вы мне платить за перевод, говори за вас, если вам не знать местный язык. Полцехина в день я буду очень рад вам служить, пока надо для вас говори...
– А этот голодранец быстро соображает, – по-славянски сказал Матиш. – Лишь бы по-итальянски он говорил лучше, чем по-немецки.
– Что вы говори? Я не есть очень слышать...
– Точно, – кивнул в ответ Милош. – По-славянски не понимает ни слова.
– Я говорю, возьмем тебя за четверть цехина в день! – гаркнул Матиш почти над ухом Жакомо.
– Си, синьор! Только зачем ори на мой ухо. Я есть не глухой. Говори вам привыкну, буду совсем очень точен. Один раз мой прабабка из Франкфурта мне говорил...
– Повторяю вопрос: случалось ли что-нибудь необычное в вашем городе в эти три дня? – грозно зарычал на него Бибер, и итальянец весь внутренне сжался.
– Си. Одни раз... случался. На той неделе сдохла корова вдова Чикиретти. Хотя совсем еще здоровой была. Очень здоровой. Вот и говорит люди: как колдовство... А позавчера лошадь бесился, и молодой фройлен спас полковник Родриго... Вон его дом, у холма, рядом с садом. Спас и уехал с ней в дом. – Жакомо Питти облизнул губы. – Не желают ли доны еще платить мне честный рассказ? Если вы кого-то искать, узнавать, я есть незаменим в этот город. Любой знает, как я есть полезен для любознательный путешественник...
– Си, – кивнул Матиш. – Будешь получать в день не четверть, а полцехина, если будешь для нас еще и шпионить... А как выглядела та девица, которую спас полковник Родриго?
– Во-во! И спроси, какой масти была ее лошадь, – подсказал Милош. – Сдается мне, господа, что мы нашли эту чертовку.

Сладковатый запах дыма. Удары барабанов где-то вдали, на краю сознания. Глубоко вдохнув, Ахмет закрыл глаза. Река. Ветер. Жаркий ветер пустыни. Кто-то в белом бурнусе на том берегу. «Алла! Ты знаешь, о чем я сегодня прошу... Знаешь, о ком я прошу тебя ежечасно. И если спасти ее может лишь чудо, так сделай же чудо! Ты слышишь, Господи?.. Дай мне силы, дай достучаться мне до тех, кто ЕЕ может спасти... Господи, дай ЕЙ сил и удачи, сделать все так, как хочет ОНА...»

Солнце нещадно палило. В карете было уже невыносимо душно, и они решили немного развеяться, проехавшись верхом. Пончес подвел прямо к подножке кареты арабского скакуна дона Родриго, а затем и лошадь Ольги. Удар хлыста, и Ольга устремилась вперед, обгоняя вереницу повозок и конных слуг – имущество дона Родриго, которое он вез собой в жемчужину Адриатики. Испанец бросился ее догонять. Сатана помогал Ольге, усмиряя порой взбрыкивающую лошадь или давая полезные советы. Скачка, наконец, развеяла ту атмосферу беспросветной тоски, что окружала Ольгу с самого начала поездки.
Сделав изрядный крюк по скошенным полям и лугам Аджио, они вернулись к повозкам. То ли полковник заранее распорядился, то ли его слуги оказались так расторопны, но Ольгу и Родриго по возвращении ждал богато обставленный пикник на природе.
«Да это настоящий пир. Ого! Даже сервиз серебряный. Интересно, бедняга Родриго так старается, чтобы меня удивить, или привык всегда так обедать?.. Неужели я уже не увижу Ахмета?.. Исполнит ли Сатана свое обещание? Впрочем, как я смогу проверить его?»
– Твое здоровье, Мария!

«Только обещай мне, Селим, что она будет жива. Слышишь? Слышишь, Селим?!»
«Ладно. Хорошо... Обещаю. Ты же знаешь – мое слово крепко. И тебя мы оставим в покое. И ее, когда сделает свое дело, отпустим, обеспечив деньгами. Только не обмани на этот раз. Сделай все, как договорились. Я отдам приказ, и уже через час они выйдут в море».
Рука Пройдохи Селима привычным жестом разрубила мир пополам, наискось, слева направо, и пламя, дернувшись нервно, скрыло картинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111