– спросила она, вцепившись в его костлявую руку.
– На север. Сама, небось, видишь по солнцу. – Цебеш был мрачен. – Никому нельзя доверять. Я даже себе теперь не доверяю.
– Так мы что, в Грац не вернемся?
– Не в этом году.
– А как же... Албанцев вы бросили.
– Планы изменились. Теперь они мне не охрана, а так – лишняя обуза. Да и не доверяю я им, если что – продадут. Для наемников ведь главное – деньги. А ты что, так к ним привязалась?
– Хорошие ребята. Тэрцо пошел меня охранять... Так и ждет, наверное, у парадного входа.
– Уно тоже тебя охранял? – ухмыльнулся Цебеш.
– А что?
– Я видел его, когда мы уезжали, – переодетый, ошивался в переулке у площади. Я же велел тебе явиться одной! Это самодеятельность такая или...
– Да боялись мы. Страшно боялись, что вас уже инквизиция схватила! – Ольга лихорадочно соображала, как отвести подозрения от Ахмета. – Защищали они Меня. Думали, что это Хорват, что он нас заманивает... Они ж нам всей душой готовы были служить, а вы... Даже не предупредили их ни о чем.
– Вот и хорошо, что не предупредил. Когда их схватят парни с зелеными кокардами да на дыбу подвесят... – Ольга так отчетливо себе представила подвешенного на дыбе Ахмета, что у нее помутнело в глазах. – Это хорошо, что ты такая впечатлительная. На обряде пригодится... Да ты о них не беспокойся особо. Уно выкрутится. Он мужик умный... Зачем только связался с этими мощами, или что у него там в сундуках?
– Откуда вы знаете? – удивленно уставилась на него Ольга.
– Знаю. Так что от инквизиции он бегать будет, живой им в лапы не дастся.
– И вы, зная все это... Подставили их! Ведь там шпионы вокруг...
– Я не просил их тебя провожать, – скривился Старик. – Сами влезли, и поделом... Так даже лучше. Те болваны, что следили за мной, на них отвлекутся.
– И куда же, интересно, мы теперь направляемся? В Вену?
– Сказано в Писании: умножая знания, умножаешь и скорбь...
Ольга возмущенно отвернулась и, чуть отстранив темную занавеску, стала смотреть наружу. С неба снова стало накрапывать, и, судя по тучам, дождь обещал быть затяжным.
«Как мне осточертела эта дорога! И Цебеш тоже. Дура, нечего было раздумывать, нужно было бежать с Ахметом... Ты же видел карету, пойми, догадайся, что меня увезли! Отыщи меня, не бросай снова одну. Боги, если вы есть, если кто-то из вас меня слышит, помогите ему, отведите от него инквизиторов, направьте ко мне! Нельзя же так – поманить надеждой и исчезнуть. Найди меня, Ахмет, пожалуйста, найди!»

Двое вошли в лавку готового платья, сбив с ног посетителя и опрокинув один из дюжины стоящих у стены манекенов. Трухзес, отдававший распоряжения приказчику, осекся на полуслове. «Святые отцы из Генеральной Консистории...» – зазвенело у него в голове.
– Вот этот, – указал на лавочника первый из вошедших, одетый в красный кафтан.
Метнувшийся было к входу приказчик неожиданно упал, да так и остался елозить по полу, корчась от боли и обхватив свою правую ногу.
– Не надо резких движений. – Второй из вошедших, одетый в какую-то рвань поверх шелковой нижней рубахи, лучезарно улыбнулся и приставил к подбородку Трухзеса свой пистолет. – У нас всего несколько вопросов, и если вы, сударь, честно ответите на них, то мы спокойно уйдем. Не вынуждайте нас делать вам больно...

Деревенька на развилке дорог. Одна дорога налево – на запад, в Леобен, другая направо – на северо-восток, в Вену. Лавки, мастерские и постоялые дворы. До Ольги и Цебеша донесся многоязычный пьяный гомон. Кучер стал натягивать вожжи, и движение кареты замедлилось.
– Что там, Томас? – Цебеш высунулся из приоткрытой двери и присвистнул.
Развеселая компания из полусотни солдат, видимо начавшая веселиться в придорожном трактире, высыпала теперь на дорогу. Возбужденные вопли, попытки что-то петь.
– Маэстро, еще бочонок сюда! Да побыстрей, не то мы разнесем в щепки твою халабуду, – раздалось откуда-то сбоку. И, словно в подтверждение угрозы, в воздух пальнули.
– Нахлестывай, Томас, а то мы тут застрянем! – закричал Цебеш, перекрывая своим поставленным проповедническим голосом вопли пьяной солдатни.
– ...Скажи, сударь, правду скажи...
– ...Резать! Резать их всех, пока не кончится порох...
– ...Нет, ты, неаполитанская сволочь, мне правду скажи...
– ...А об истинном боге не забывайте!..
– ...Твою через все дыры, нахлестывай, Томас!..
– ...А когда будете в Праге...
– ...Чтобы ты, саксонская свинья, про наш Неаполь не выражался...
– С дороги, пьяная мразь! Давно хлыста не видал?
– ...Выпьем, браток. А когда я стану капралом...
– ...Еще ходили под стол, а я уже во всех кабаках от Мантуи до Кракова...
– ...Простил бы, но за саксонскую свинью проткну тебе печень, засранец. Где моя шпага?
– Тише, это уже интересно. Расступитесь, освободите им место.
Когда карета вырвалась наконец из орущей толпы, сзади уже раздавался звон шпаг.
– Налево, Томас, да поскорей, – крикнул уже охрипший Старик. – К вечеру я хочу оставить Леобен за спиной, так что нам недосуг смотреть, чем кончится драка... Да и противно, – и, обернувшись к Ольге, он криво улыбнулся. – Представь себе, Мария, что сделают эти скоты, когда войдут в злату Прагу... Только представь, и тебе сразу захочется верить и в бога и в черта.

– Так что, простите, но мы вас покидаем. Спасибо за приют и всего наилучшего. Эрнест, передай привет Верховному Мастеру!
Ду хлестнул лошадей, и четверка рванулась вперед. Груженная сундуками телега албанцев торопливо загрохотала по улицам Граца. Через несколько минут гона по извилистым городским закоулкам Уно скомандовал:
– Останови. Хвоста точно нет, так что можно и заглянуть, попрощаться с Хасаном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111