– Милостивец! – Она с размаху плюхнулась перед ним на колени. – Не вели казнить лютой смертию-у!.. Все как есть скажу, ничего не утаю-у-у...
– Молчать!
Голос лютого дознавателя был хриплый и сорванный:
– Это что? Я вас спрашиваю, Хопфельдер, что ЭТО? Какому портрету ОНО соответствует? Это пан Цебеш или девка Мария? Я вам что, мальчик? Я что, всю ночь скакал сюда, чтобы ЭТО увидеть?
– Пан Милош... Мы...
– Капитан Стефан Карадич будет поставлен в известность обо всем, что тут у вас происходит. Мы ловим государственных преступников и еретиков, а не старых ведьм. И если вы, лейтенант Хопфельдер, не справляетесь со своими обязанностями...
– Мы задержали пятнадцать человек, пан Милош. И если где-то перестарались, то лишь из-за всеобщего рвения... Да что ж вы стоите? Гоните эту старую к черту.
– Что, совсем?
– Да. Совсем. На все четыре стороны... Следующий!

Утро десятого октября выдалось туманным. Вдалеке были видны шпили на венских крышах. Их отряд временно влился в полк, подошедший из Линца. Атмосфера всеобщей сумятицы, легко переходящей в панику. Телеги стояли так близко одна возле другой, что образовалось какое-то подобие «вагенбурга».
– Не нравится мне все это, – нахмурился Ду. – Надо открыть оружейный ящик.
– Пожалуй. – Уно выплюнул травинку, которую жевал, и взялся за сломанный фальконет, погруженный стараниями Коротышки Дюпена на их телегу. Следом за фальконетом в грязь полетели бочки, ящики и прочий обозный хлам.
На них стали оглядываться с соседних телег.
– А ты не торопишься, Ахмет? – спросил вполголоса Тэрцо.
– Нет, Сейчас самое время. – И он сбросил с повозки последний тюк ротного имущества. – Доставай мушкеты, сыпь порох на полку. Фитиль пали.
Тэрцо достал трут, чиркнул огнивом.
– Что это вы тут вытворяете? Какого черта здесь происходит? Я же не велел разгружаться! – из тумана появился Коротышка Дюпен. В одной его руке была шпага, в другой пистолет.
– Ну вот. Я так и думал, – вздохнул Ду, вставляя тлеющий фитиль в пальник мушкета.
– Вспомни говно, оно и появится. – Уно сплюнул себе под ноги и, вынув свой баделер из ножен, положил его под правой рукой, на телегу.
– Что ты там лопочешь, албанец? Отвечай по-человечески, какого черта ты ротное добро вывалил в грязь?
– Пистолет с кремневым замком, конечно, удобен, – улыбнулся Уно. – Особенно удобно им махать перед носом испуганного новобранца. Но есть один недостаток. Такой пистоль часто дает осечку, особенно в туман, когда кремень сырой. А вот мушкет... Фитильный мушкет осечек практически не дает. Особенно если подсыпать сухой порох на полку.
– Немедленно грузите все обратно, придурки, – уже менее уверенно потребовал Дюпен.
– Он так ничего и не понял, Ахмет, – скривился Ду.
– Значит, умрет дураком. – Ахмет направил дуло мушкета в живот капитану и нажал на спусковой крючок.
Поздно спохватившийся капитан успел только вскинуть свой пистоль, но заряженный для стрельбы в упор на турецкий манер, двумя пулями и крупной картечью фитильный мушкет уже рявкнул, разворотив капитану живот и грудь и бросив его на землю.
Дюпен все же нажал на спусковой крючок своего пистоля. Но кремень действительно отсырел на тумане, и пистоль дал осечку.
– Албанская свинья – это очень серьезно, – процедил сквозь зубы Ду. – Даже Гофур-паша не смел нас так называть... А этот коротышка жив. Смотрите, он еще пытается что-то сказать. – И Ду пальнул Дюпену в голову, превратив ее в разбросанную по грязи кровавую кашу.
– Что там?
– Что случилось?
– Почему стрельба? – донеслось до них отовсюду сквозь туман и пороховой дым.
– Венгерская конница нас атакует. Разве не видно?
– Где?
– Там, в тумане. Вон они! Уже близко...
Где-то совсем рядом с албанцами пальнул по туману мушкет.
Справа тоже началась беспорядочная стрельба. Из тумана действительно выскочили всадники, стреляя в кого-то из пистолетов.
Слева, из клубов пороховой гари, раздался зычный командирский рык:
– Без паники. Фитиль пали!.. Всем укрыться за обозными телегами! Пикинеров в проходы! Капитаны, ко мне!
Не видя больше причин задерживаться, албанцы забрались в свою телегу и не торопясь поехали. Ду и Тэрцо умело и основательно перезаряжали мушкеты. На турецкий манер, для стрельбы в упор. А Уно правил лошадками. На запад, в направлении Линца.

«Боже, когда это кончится?.. Сколько еще будет этих городов, этих тупых лейтенантов полиции Христа и свирепых местных трибуналов инквизиции? Вся церковная карательная машина не в состоянии поймать какого-то старика и девчонку. Вместо этого они хватают всех, кто только им попадется», – умирал от усталости Милош.
– Следующий!
В комнату ввели дюжего молодца в телогрейке из козьей шкуры поверх обрывков форменного кафтана неаполитанского пехотного полка. В правой руке молодец держал туфлю (хотя обе его ноги были обуты в ботфорты), а левой ковырялся в зубах и нагло разглядывал задержавших его, запоминая, видимо, лица.
– Ты кто?
– Волонтер. Отстал от полка... Кровь за Христа собрался пролить, а эти меня ногами в живот. – Он злобно посмотрел на Хопфельдера и угрожающе поднял правую руку. Но, заметив, что в ней ботинок, стыдливо спрятал руку за спину.
– Отпустить. Пусть догоняет свой полк. Следующий.
– Ваша милость. Он эта... Со мной. Вместе мы, того, отстали, – замахал руками детина, встретив в дверях следующего, еще более дюжего, но угрюмо-молчаливого, с разбитой губой и двумя шляпами – в правой и в левой руках.
– Ясно. Следующий!
В комнату ввели крестьянина, приведшего в Клагенфурт свою козу продавать. Он стоял перед Милошем, застенчиво улыбаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111