А потом по-славянски. Мол, грядет Сатана и всякое такое... Мороз по коже. Бабы воют. Лицен побледнел, за саблю схватился. «Убью, говорит, змеиное отродье!» И еще: «Костер по вам плачет...» Ну, думаю, все... Тут Старик сказал что-то, ты и затихла. Только воешь так жалостно. А он говорит пану: «Ты девку не трогай. Излечу ее. И этих тоже не трогай. Не виноватые они. В нее бес вселился. Изгнать надо». Вот.
– Так и забрал меня? А вы что же?
– Нас он с собой не позвал. Говорит, дурные токи. Но обещался отдать тебя, как излечит.
– И излечил же! – снова вмешался Франко. – Святой человек, одно слово.
– Излечил. Но не бесплатно... Дадите, говорит, мне два талера за изгнание беса. А не заплатите – в уплату ее заберу... Ну, два дня отсрочки я у него отспорил, – Густав довольно ухмыльнулся, словно хвалился, – а там поглядим.

Одну курицу они все же съели. А вторую Франко завернул в лопухи и сунул за пазуху.
– Вставайте. Пора уходить, – заторопился Густав. Он, пока ели, сидел хмурый, а теперь словно решил что-то. Собранный. Движения скупые.
Толстяк ухмыльнулся, поднимаясь:
– Нищему собраться – только подпоясаться.
Вытер о землисто-серую рубаху жирные руки и перехватил поудобнее свою клюку.
Густав пошел первым. Не берегом ручья, а лесом, по какой-то еле заметной тропке.
Осенний лес. Листья кое-где еще зеленые, зато остальные... Лес был самый настоящий. Дубы и клены.
– Не считай ворон, – пихнул сзади Франко.
«Уставиться себе под ноги и не смотреть, – приказала себе Ольга. – Никуда не смотреть. Господи! Когда же кончится это все. Страх и омерзение. Что я делаю здесь?! Вот ноги в деревянных башмаках. Как у Золушки. Маме сказать – не поверит... Мама... Как же я домой-то теперь вернусь?.. Знать бы наверняка, что если умру тут, то сразу дома, в своей постели проснусь. Уж не струсила бы в ручей. Но если... Если нет?»

Солнце уже пряталось за холмами, когда они вышли из леса к развилке дорог.
– Почему мы все лесом? Обходим? Поместье Лиценов там, да?
Франко устало кивнул, а Густав сплюнул в дорожную пыль:
– Когда курей ела, не спрашивала... Здесь, на хуторе, Старика подождем. Коль нужна ты ему – придет. А нет... Сэкономим, значит, два талера.
Они подошли к добротному домику из камня с деревянным пристроем. Огород большой. Блестит медово в закатных лучах осиновая дранка на крыше. Собака. Огромный злой волкодав за плетеным забором.
– Мир вам, добрые люди! – Густав, подойдя к плетню, земно поклонился. Волкодав оскалился недобро. Человек, что копошился в огороде, выпрямился и, перехватив лопату за середину черенка, подошел к забору.
– Добрые люди теперь по дорогам не шляются, – буркнул он по-немецки.
– Во имя Господа нашего. Неужели вы откажете в крове бедным путникам? – затараторил по-немецки Густав. Ровно, без акцента, словно это и был его родной язык. – Разве Господь не наставлял нас помогать ближнему? В этом диком краю к кому еще мне обратиться?
«Странно, но я все понимаю. Отродясь не знала немецкого», – с удивлением подумала Ольга.
– А кто эти? – указал хозяин на Ольгу и Франко.
– Со мной они. Со мной. Сироты убогие.
– Хорошо. Ночуй, если ручаешься за них.
Вытяжной трубы в доме не было. Сразу защипало глаза. Ольга прислонилась спиной к двери. Густав остался снаружи. Она услышала ровный голос хозяина:
– Меня зовут Отто Шварц. Я родом из Штейера. Свободный колонист... Один здесь, среди славян и прочего сброда... Местный капеллан и фон Лицен не в счет. Я им не ровня. Но остальные-то все вокруг – их холопы. Тут взвоешь. А вы кто такие?
– Густав Везер. Путешественник. Возвращаюсь из турецких владений... Вот всего обобрали, нехристи. А эти двое по дороге прибились. Что ж, гнать их, что ли?.. Как в округе? Спокойно ли? Разбойники? Цыгане?.. Говорят, герцог большую войну затевает?
– Говорят... Днем-то на дорогах того, спокойно. Да ты на пороге не стой. Я ж сказал: располагайтесь. Гретта вам все покажет. А я пока в огороде.
Хозяйка ткнула пальцем на сено в углу, проворчав строго, что, мол, кто не работает, тот не ест. Из-за перегородки высунулись две детские головы. Женщина прикрикнула на них, и головы испуганно нырнули обратно.
– Дети? – удивилась Ольга.
– Наверное, внуки. – Густав, вошедший в полутьму дома позже других, щурился. Он внимательно оглядел обстановку. – Так. Кроме стариков здесь еще человек пять живет.
– Верно, парень, – отозвалась от очага седоволосая Гретта. – Два сынка, дочь и снохи. Все в поле. Хлеб, он ждать не будет.
Сытный запах вырвался из-под крышки томящегося на огне котла. Франко жадно втянул в себя воздух.
– Похлебки-то хотите небось, голодранцы?.. А то у меня дрова не все переколоты, да и в огороде, пока светло, дел найдется.
– Хотим! – встала с сена Ольга. – А что делать-то?
– Поколите дрова, – кивнула старуха на Густава, чему-то про себя улыбаясь.
– Вставай, толстый. Оглох? – засуетился Густав. – Смотри мне, словак. Не сопри тут чего, – добавил он шепотом, берясь за топор.
– Ой ты! Пожалел старичков. Можно подумать, в тебе немецкая кровь взыграла... Да ты такой же немец, как я еврей. – Франко неторопливо ухватил несколько чурбачков и поволок их товарищу на расправу.
– Дурак ты. Смотри – этот Шварц и лопату-то держит как пику. Ты, небось, еще не родился, когда он своего первого убил... Он же единственный тут из крестьян, кому фон Лицен не указ. И родом из Штейра, если не врет... Может, он еще с Грегором Ташем воевал. А ты и не знаешь, кто такой Таш... Ладно. Не стой столбом. Работай, пока солнце не село. Дурочка наша, видишь, уже полет.
И Густав замахал топором так споро и яростно, что подтаскивавший чурбачки и складывающий дрова Франко уже до самой темноты не имел передышки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111