А может, он и в самом деле?.. Я едва удержался, чтобы не спросить: «А та ужасная деталь — использование серной кислоты? Разве этот исключительный, намеренно выделенный штрих не является тем связующим звеном между всеми тремя преступлениями, которое могло бы подсказать определенное направление поисков?» Я лишь осмелился намекнуть на то, что три убийства, совершенные в столь краткий промежуток времени и при одинаковых обстоятельствах, могут дать основание для предположения о существовании тайной связи между жертвами, общих черт их характера, которые, в конечном итоге, расследование могло бы выявить...
— Общие черты их характера — это прятать дома деньги и кому-нибудь об этом проболтаться,— ответил комиссар.
ничего больше из этого солидного человека вытянуть не удалось. Я пообещал упомянуть в своей статье о трудностях расследования, но без малейшего намека на уныние. Не так часто встречаешь любезных и хорошо воспитанных людей, чтобы не испытывать к ним определенной благодарности.
Излишне говорить, что в редакции газеты наш директор Комб просто сиял. Мои статьи напечатали на видном месте. Морелли был единственным, кому удалось сфотографировать третью жертву—в горизонтальном ракурсе, вид с ног, точно как тореадор Мане. Съеденного кислотой лица не было видно, но оно угадывалось; короче, маленький шедевр. Комб жал мне руку по любому поводу и—еще более весомая любезность—оставил в моем полном распоряжении наш автомобиль с передним приводом. Он с гордостью смотрел на меня, как учитель смотрит на ученика, достигшего успеха благодаря его советам. Если бы ему сказали, что это я совершил второе и третье преступления ради того, чтобы придать репортажу больше пикантности, он ответил бы: «Вот это настоящая работа, я всегда говорил, что этот парень просто неподражаем».
Первое преступление было совершено в среду 18 ноября около двух часов утра; второе — в среду приблизительно в час дня, даже немного раньше; третье... Вывод судебного эксперта позволял допустить, что в четверг, в час ночи, когда убийца попал под выстрелы, поднявшие тревогу, он как раз покончил со своей третьей жертвой. Вне всякого сомнения, он решил расправиться со всеми сразу. Подобная решимость была страшным признаком и способствовала тому, что осадное положение длилось на Тополином острове до утра четверга и даже весь четверг. Однако после третьего убийства больше ничего не произошло. Было ли это перерывом, или, может, чудовище отказалось от продолжения? С учетом меркантильной подоплеки можно было предположить, что убийца удовольствовался тремя нападениями и действовал рассудительно (если можно употребить это слово в подобном случае),
не подвергая себя больше риску. Но люди думали: «А серная кислота?», и эта мысль сразу же разрушала предположение о «рассудительном» убийце, которого можно было представить себе удовлетворенным. Даже у тех, кто не был способен выстроить подобную логическую цепочку,— особенно у них,— наваждение убитых с изуродованными лицами постоянно подогревало чувство страха.
Нетрудно представить, что все эти обстоятельства делали из Тополиного острова все менее привлекательное место для жизни. Однако, умываясь утром в пятницу, я вдруг понял, что мне совсем не хочется покидать эти места. Вдова Шарло покоилась на первом этаже на своем смертном ложе, оплакиваемая двумя племянницами из провинции; в моей комнате было холодно, так как уже два дня не топилось. Поэтому, когда старшая из двух племянниц известила меня, что они намерены пожить на вилле некоторое время и я могу считать себя их квартирантом, я обрадовался такой возможности. Я не хотел отсюда никуда уезжать, пока Тополиный остров не раскроет свою тайну. А еще была Лидия-Лидия, лишившаяся чувств, Лидия, пришедшая в себя и смотревшая на меня глазами, полными отчаяния, Лидия, закрывшаяся в своей комнате и упрямо молчавшая в четверг в половине второго, когда я говорил ей через дверь: «Лидия, я принес ключи обратно! Извините, что сомневался в вас! Возьмите их, умоляю!» Ответа не было. Я вынужден был уйти от двери ее комнаты, подняться наверх, чтобы позвонить в редакцию. Я видел Лидию еще несколько раз в течение четверга, но ее взгляды проходили сквозь меня, как будто перед ней был призрак. Испытывал ли кто-нибудь большее отчаяние! Какой же замысел я разрушил, какое доверие предал? Я совершал над собой отчаянные усилия и вновь и вновь мысленно переживал тот вечер в среду, чтобы убедить себя, что мне не приснилась фантастическая игра в карты и волнующие слова Лидии: «Тогда этого никогда не забуду я».
Моя репортерская работа оставляла мне лишь редкие минуты для раздумий об этой сентиментальной загадке и безуспешных попытках хоть как-то обратить на себя внимание девушки. Я был вынужден вежливо выслушивать рассуждения комиссара об интеллектуальном и моральном убожестве нашего времени, терпеливо сопровождать инспекторов в их расследовании, и еще, чтобы не казаться заносчивым, жертвовать каких-нибудь четверть часа на болтовню с коллегами. Прибавьте к этому мою беготню туда и сюда, редактирование статей, сеансы пожимания рук с Комбом — больше и не требуется, чтобы заполнить до краев эти сумасшедшие дни. Я пообещал себе обязательно побывать на похоронах жертв, назначенных на вторую половину дня в субботу, и вернулся из Парижа своевременно, как раз тогда, когда похоронный кортеж уже двинулся на спуск улицы Мулен-
Берсон. Поставив машину, я занял место за гробом несчастной вдовы Шарло.Во главе кортежа двигался полный цветов катафалк Жеральдины Летандар, который сопровождало наибольшее количество людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61