Да и передышками нельзя пренебрегать: тяжелобольным
временное улучшение заменяет здоровье.
(9) А пока я готовлюсь взяться за него, ты сам - ведь ты и можешь, и
понимаешь, от чего ушел и к чему пришел, и поэтому догадываешься, куда
придешь впредь, - ты сам совершенствуй свой нрав, возвышай душу, будь
стоек, что бы тебя ни пугало. Не смей пересчитывать всех, кто тебе стра-
шен. Не глуп ли, по-твоему, тот, кто боится многих там, где можно пройти
лишь поодиночке? Так же и к твоей смерти доступ открыт только одному,
сколько бы врагов тебе ни угрожало. Так уж устроила природа: одну жизнь
она тебе дала, одну и отнимет. (10) Был бы в тебе стыд, - ты отсрочил бы
мне последний взнос. Но и я не буду скряжничать, погашая остаток долга,
и вручу тебе все, что с меня следует. - "Никогда я не хотел нравиться
народу - ведь народ не любит того, что я знаю, а я не знаю того, что лю-
бит народ". - (11) "Кто же это?" - спросишь ты. Как будто тебе неизвест-
но, кому я приказываю. - Эпикуру! Но то же самое подтвердят тебе в один
голос из всех домов: и перипатетики, и академики, и стоики, и киники.
Как может быть дорог народу тот, кому дорога добродетель? Благосклон-
ность народа иначе, как постыдными уловками, не приобретешь. Толпе нужно
уподобиться: не признав своим, она тебя и не полюбит. Дело не в том, ка-
ким ты кажешься прочим, а в том, каким сам себе кажешься. Только низким
путем можно снискать любовь низких. (12) Что же даст тебе хваленая фило-
софия, высочайшая из всех наук и искусств? А вот что: ты предпочтешь
нравиться самому себе, а не народу, будешь взвешивать суждения, а не
считать их, будешь жить, не боясь ни богов, ни людей, и либо победишь
беды, либо положишь им конец. А если я увижу, что благосклонные голоса
толпы превозносят тебя, если при твоем появлении поднимаются крики и ру-
коплескания, какими награждают мимов, если тебя по всему городу будут
расхваливать женщины и мальчишки, - как же мне не пожалеть тебя? Ведь я
знаю, каким путем попадают во всеобщие любимцы! Будь здоров.

Письмо XXX
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Повидал я Ауфидия Басса1: этот превосходный человек изнемог в
борьбе со старостью. Она гнетет его слишком сильно, чтобы ему подняться,
- таким тяжелым и все подавляющим бременем налегли годы. Ты знаешь, что
он и всегда был слаб здоровьем и хил, однако долго держался или, вернее,
поддерживал себя - и вдруг сдал. (2) Как кораблю, который дал течь, не
опасны одна-две трещины, но когда он расшатается и разойдется во многих
местах, то рассевшегося днища уже не поправить, - так и старческую не-
мощь до поры можно терпеть и даже найти ей подпоры, но когда, словно в
трухлявой постройке, все швы расползаются и, пока чинишь одно, другое
разваливается, тут уж надо думать о том, как бы уйти. (3) Но наш Басе
бодр духом. Вот что дает философия: веселость, несмотря на приближение
смерти, мужество и радость, несмотря на состояние тела, силу, несмотря
на бессилие. Хороший кормчий плывет и с изодранным парусом, и даже когда
снасти сорвет, он приспособит, что осталось, и плывет дальше. Так же
поступает и наш Басе. Свою кончину он встречает с такой безмятежностью в
душе и взоре, что всякого, кто так смотрел бы на чужую смерть, ты счел
бы слишком уж спокойным. (4) А ведь это великое дело, Луцилий, и долго
надо ему учиться, - когда придет неизбежный срок, уйти со спокойной ду-
шою. Любой род смерти оставляет надежду: болезнь проходит, пожар гаснет,
обрушившийся дом плавно опускает тех, кого грозил раздавить, море, пог-
лотившее пловцов, выбрасывает их невредимыми с тою же силой, с какой за-
тянуло вглубь, воин отводит меч, уже коснувшийся шеи жертвы. Не на что
надеяться только тому, кого к смерти ведет старость: тут никто не может
вмешаться. Этот род смерти - самый безболезненный, но и самый долгий.
(5) Мне казалось, что наш Басе сам себя проводил в могилу и, пережив са-
мого себя, переносит разлуку, как мудрец. Он много говорит о смерти и
делает это нарочно, желая убедить нас в том, что, если и есть в этом де-
ле что-нибудь неприятное и страшное, то виноват умирающий, а не сама
смерть, в которой не больше тяжелого, чем после смерти. (6) Одинаковое
безумие - бояться того, что не принесет страданий, и того, чего нельзя и
почувствовать. Неужели кто-нибудь думает, что можно почувствовать ту,
благодаря которой перестают чувствовать? "Поэтому, - заключает Басе, -
смерть стоит за пределами зла, а значит - и страха перед злом".
(7) Я знаю, такие слова часто повторяли и должны повторять: но они не
помогали мне, ни когда я их читал, ни когда слышал от людей, объявлявших
нестрашным то, чего им самим еще не приходилось бояться. А его речь была
для меня особенно убедительна, потому что говорил он о собственной близ-
кой смерти. - (8) Скажу тебе, что думаю: по-моему, умирая, человек му-
жественнее, чем перед смертью. Когда смерть пришла, она и невежде даст
силу духа не бежать от неизбежного. Так гладиатор, самый робкий во все
время боя, подставляет горло противнику и сам направляет неверный меч. А
та смерть, что близка и наверняка придет, требует долгой стойкости духа,
качества редкого, которое может явить лишь мудрец. (9) Поэтому я с осо-
бой охотой слушал, как он выносит приговор смерти и судит о природе той,
которую видел вблизи. Я полагаю, больше веры у тебя заслужил бы тот, кто
ожил и, зная на опыте, рассказал бы, что в смерти нет никакого зла. А
сколько смятения приносит приближающаяся смерть, лучше всех объяснят те,
кто был с нею рядом, видел ее приход и встретил ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199